Пять писем были написаны одновременно, и, я уверен, в них содержались пять версий одного и того же события. Пока мы писали, взрослые вспоминали разные веселые истории. Это был счастливый момент посреди сбора урожая. Потом Паппи включил радио, и мы стали слушать про «Кардиналз», пока наши письма становились все длиннее и длиннее.
Так мы и сидели вокруг кухонного стола, смеялись, писали свои письма, слушали репортаж по радио, и ни у кого не было ни малейших сомнений в том, что Рики скоро будет дома.
Он же сам написал, что скоро будет.
Глава 15
Днем в четверг мама отыскала меня в поле и сказала, что я ей нужен в огороде. Я радостно стянул с плеча лямку своего мешка и пошел прочь с поля, оставив остальных трудяг в зарослях хлопка. Мы пошли к дому, довольные, что рабочий день закончился.
– Нам надо съездить к Летчерам, - сообщила мне мама по дороге. - Я так за них беспокоюсь… Знаешь, они, наверное, голодают…
У Летчеров был свой огород, хотя и совсем маленький. Но не думаю, что они голодали. Несомненно, лишнего куска у них бы не нашлось, но о голодной смерти в округе Крэйгхед и не слыхивали. Даже самые бедные издольщики умудрялись выращивать помидоры и огурцы. И на каждой ферме были куры, несущие яйца.
Когда мы дошли до огорода, я уразумел, что задумала мама. Если мы поторопимся и доберемся до Летчеров до того, как они закончат сегодняшний сбор, то и родители, и все их детишки будут еще в поле. А Либби, если она действительно беременна, будет ошиваться где-нибудь возле дома, причем наверняка одна. И ей останется только выйти к нам, чтобы принять от нас овощи. И тогда нам удастся застать ее врасплох и с помощью нашего христианского милосердия вывести на чистую воду, пока ее защитники и охранители далеко. Отличный план!
Под строгим присмотром мамы я начал собирать помидоры, огурцы, горох, бобы, кукурузу - практически все, что росло в огороде. «Сорви вон тот маленький красный помидор, Люк, вон там, справа, - приговаривала она. - Нет, этот горох пусть еще подождет». Или: «Нет, этот огурец еще не совсем созрел».
Хотя она часто собирала урожай овощей сама, все же предпочитала надсматривать за этим процессом. Равновесие в огороде можно было поддерживать, лишь оставаясь на расстоянии, обозревая весь участок взглядом истинного художника и направлять мои действия или действия отца по сбору плодов.
Я ненавидел огород, но в данный момент я больше ненавидел хлопковые поля. Все, что угодно, только бы не собирать хлопок.
Я наклонился за початком кукурузы и тут заметил нечто между ее стеблями, отчего застыл на месте. За огородом лежала затененная полоска поросшей травой земли, слишком узкая, чтобы играть там в бейсбол, то есть ни для чего хорошего не пригодная. А за ней возвышалась восточная стена нашего дома, которую не видно с дороги. На западной стороне располагалась дверь кухни, там же была стоянка для нашего грузовика, тропинки, что вели к амбару, и к сараям, и сортиру, и в поля. Все, что у нас происходило, касалось только западной стороны дома; на восточной не менялось ничего.
И вот в самом углу, выходящем в огород, куда не мог проникнуть ничей взгляд, кто-то покрасил часть нижней облицовочной доски. Покрасил в белый цвет. Остальная часть дома была все такой же бледно-коричневой, как всегда, все того же тусклого цвета старых и крепких дубовых досок.
– Что там такое, Люк? - спросила мама. В огороде она никогда никуда не спешила, потому что это было ее убежище и святилище, но сегодня она запланировала внезапный налет, так что фактор времени был решающим.
– Не знаю, - ответил я, все еще не двигаясь.
Она подошла ко мне и заглянула между стеблей кукурузы, окружавших и отгораживавших ее огород, и, когда глаза ее наткнулись на покрашенную доску, она тоже замерла на месте.
Ближе к углу дома краска была положена толсто, а дальше, к его тыльной части, ее слой становился все тоньше и тоньше. Понятно было, что работа только началась. Кто-то красил наш дом.
– Это Трот, - тихо сказала мама, и в углах ее рта появилась улыбка.
О нем я и не подумал, да и времени у меня не было на раздумья о возможном виновнике этого дела, но мне тут же стало ясно, что красил именно он. Кто еще мог это сделать? Кто еще целыми днями слоняется по нашему переднему двору и бездельничает, пока остальные надрываются в поле? Кто еще способен работать такими черепашьими темпами? У кого еще хватит ума красить чужой дом без разрешения хозяев?
И еще - это ведь Трот закричал Хэнку, чтобы тот перестал изводить меня насчет нашего некрашеного и жалкого дома. Это Трот пришел мне на выручку.
Но вот откуда Троту взять деньги краску? И вообще, зачем ему все это? В голове у меня роились десятки вопросов.
Мама отступила на шаг, а потом и вовсе ушла из огорода. Я последовал за ней до угла дома, где мы стали рассматривать краску. Она еще не до конца просохла, мы чувствовали ее запах, и она казалась липкой на вид. Мама осмотрела передний двор - Трота нигде видно не было.
– И что нам теперь делать? - спросил я.
– Ничего, по крайней мере сейчас.
– Ты кому-нибудь об этом скажешь?
– Поговорю с твоим отцом. А пока давай держать это в секрете.
– Ты ж сама мне говорила, что мальчикам секретничать нехорошо.
– Нехорошо, но только если что-то держишь в секрете от родителей.
Она набила овощами две соломенные корзины и засунула их в грузовик. Мама садилась за руль примерно раз в месяц. Она, конечно, умела управлять пикапом Паппи, но за рулем всегда чувствовала себя скованно. Она изо всех сил вцепилась в баранку, выжала сцепление, надавила на педаль тормоза и потом повернула ключ в замке зажигания. Машина дернулась и пошла рывками назад, так что мы даже рассмеялись, пока старый наш грузовичок медленно разворачивался. Когда мы выезжали со двора, я увидел Трота, лежащего под грузовиком Спруилов и наблюдающего за нами из-за заднего колеса.
Смех и шутки кончились, когда мы через несколько минут подъехали к реке. «Держись крепче, Люк», - сказала она, переключаясь на нижнюю передачу и наклоняясь над рулем. Глаза у нее от страха стали совершенно дикими. Держаться за что? Мост был узкий, без перил. Если она с него съедет, мы оба потонем.
– Да ты вполне тут проедешь, мам, - сказал я, правда, без особой убежденности.
– Конечно, проеду, - ответила она.
Я не раз ездил с ней через этот мост, и всегда это было настоящее приключение. Мы медленно ползли по нему, оба страшась посмотреть вниз. И не дышали, пока не добрались до пыльной дороги на другом берегу.
– Отлично проделано, мам! - сказал я.
– Да ладно тебе, - сказала она, наконец переведя дыхание.
Сначала я не увидел в поле никого из Летчеров, но, когда мы подъехали к их дому, я заметил гроздь соломенных шляп в море хлопка, в дальнем конце поля. Не знаю, услышали они нас или нет, но прерывать сбор урожая не стали. Мы остановились рядом с их передней верандой и подождали, пока уляжется поднятая пыль. Прежде чем мы вылезли из грузовика, с переднего крыльца сбежала миссис Летчер, нервно вытирая руки какой-то тряпкой. Она как будто что-то говорила себе под нос и выглядела очень обеспокоенной.
