Купе, как и следовало ожидать, было маленькое, хотя днем, когда койки сложены, становилось довольно просторным. На самом виду красовался умывальник, остальные удобства были скрыты в крохотном чуланчике. Между изголовьями коек и стенкой было оставлено место шириной сантиметров в двадцать, чтобы вешать одежду, — у Филмера там висели два костюма. Еще два пиджака висели на плечиках на стене.
Я быстро обшарил все карманы, но они оказались почти пустыми. Только в одном внутреннем кармане лежала квитанция на ремонт часов, которую я положил обратно.
Никаких комодов в купе не было; практически все остальные вещи находились, вероятно, в чемодане, который стоял у стены. Поглядывая одним глазом в коридор, я попробовал открыть один из замков и не удивился, убедившись, что он заперт.
Оставался только миниатюрный шкафчик над местом для одежды, в котором Джулиус Аполлон держал черный кожаный несессер и щетки для одежды.
А на полу, под его костюмами, я обнаружил задвинутый подальше вглубь портфель.
Я выглянул в дверь, которая была расположена рядом с местом для одежды, и посмотрел в обе стороны.
В коридоре никого не было видно. Я опустился на четвереньки, оставаясь наполовину в коридоре, — в случае чего можно было объяснить, что я ищу монетку, которую здесь обронил. Протянув руку под костюмами, я подтащил портфель к себе. Он был черной крокодиловой кожи с золотыми замками — тот самый, который я видел на скачках в Ноттингеме.
Однако мне удалось узнать только одно: что портфель здесь. Он был заперт на кодовые замки; открыть их нетрудно, но только если в вашем распоряжении есть по два часа на каждый замок, которых у меня не было. Можно было только гадать, лежит ли все еще в портфеле то, что Хорфиц передал Филмеру в Ноттингеме, что бы это там ни было. Я много дал бы за то, чтобы взглянуть на его содержимое, но идти на такой риск мне пока не хотелось. Я снова затолкнул портфель поглубже, встал, закрыл дверь купе и вернулся в хвост поезда, где продолжалось всеобщее веселье.
Время шло к полуночи. Супруги Янг уже встали из-за столика, собираясь идти спать. Однако Занте, встревоженная перспективой расставания со своей новообретенной подругой, буквально вцепилась в миссис Янг и голосом, в котором еще слышались отзвуки недавней истерики, говорила, что ни за что не сможет спать в своем вагоне, у нее непременно будут кошмары, ей страшно там оставаться, она уверена, что, кто бы там ни отцепил тогда вагон, он обязательно снова сделает это посреди ночи, и их всех убьет, когда в него врежется "Канадец", потому что "Канадец" все еще идет за нами, ведь верно, правда ведь? Да, он шел за нами.
Миссис Янг старалась успокоить Занте, но ее страхам нельзя было не посочувствовать: девочка ведь и в самом деле чуть не погибла. Миссис Янг сказала ей, что тот сумасшедший, который из озорства отцепил вагон, остался позади, в Картье, в нескольких часах пути от нас, но переубедить Занте было невозможно.
Миссис Янг призвала на помощь Нелл и спросила, нельзя ли устроить Занте на ночь где-нибудь еще, но Нелл, заглянув в папку, с которой не расставалась, с сомнением покачала головой.
— В одной секции есть верхнее место, — медленно произнесла она, — но оно закрывается только занавеской, и там никаких удобств, они в конце вагона — к таким условиям Занте, наверное, не привыкла.
— Это мне все равно! — горячо возразила Занте. — Я могу спать на полу или на кресле в салоне, где угодно. Я согласна на это верхнее место. Пожалуйста!
— Ну, тогда почему бы и нет? — сказала Нелл. — А как насчет ваших туалетных принадлежностей?
— К нам в вагон я за ними не пойду. Ни за что не пойду.
— Ладно, — сказала Нелл. — Я пойду и попрошу, чтобы ваша мама дала их мне.
Миссис Янг оставалась с Занте, которую снова начала бить легкая дрожь, до тех пор, пока не вернулась Нелл с маленькой сумочкой, сопровождаемая Бемби.
Бемби попыталась отговорить дочь, но, как и можно было ожидать, безуспешно. Я подумал, что вряд ли Занте вообще когда-нибудь решится спать в этом вагоне, так она напугана. Занте, Бемби, Нелл и супруги Янг прошли мимо, не обратив на меня внимания, и удалились по коридору вдоль кухни, чтобы обследовать новое место Занте, которое, как я знал, находилось в спальном вагоне впереди того, где помещался Филмер.
Через некоторое время Бемби и Нелл вернулись одни, и Бемби, без особой теплоты поблагодарив Нелл, сделала несколько шагов и остановилась около своего сына, который за все это время пальцем не шевельнул, чтобы успокоить сестру или помочь ей, и теперь сидел один.
— Пойдем, Шеридан, — сказала она не то чтобы повелительно, но и не слишком ласково. — Тебя зовет отец.
Шеридан с ненавистью посмотрел на нее, что, по-видимому, нимало ее не обеспокоило. Она терпеливо ждала, пока он не встал — с большой неохотой — и не пошел вслед за ней в их вагон.
Мне казалось, что Бемби взяла себе за правило как можно меньше переживать за Шеридана, чтобы не испытывать лишних огорчений. Как и Мерсер, она наверняка много лет страдала из-за его хамского поведения с людьми и привыкла держаться в стороне. Она не пыталась откупиться от жертв его выходок, как делал Мерсер: она просто не обращала на эти выходки внимания.
Я стал размышлять о том, что здесь было первопричиной — ее холодная светская сдержанность или недостаток теплых чувств у ее сына. Возможно, у обоих сердце было ледяное, и это усиливало их взаимное отчуждение. Мне пришло в голову, что Бемби — совершенно не подходящее для нее имя: это была отнюдь не наивная маленькая лань с широко открытыми глазами и шелковистой шерсткой, а видавшая виды, равнодушная красивая женщина в норковых шкурах.
Проводив их взглядом, Нелл вздохнула:
— Вы знаете, она не поцеловала Занте на ночь и даже не обняла ее, чтобы утешить. Совсем ничего. А ведь Мерсер так мил.
— Не думайте о них.
— Ладно… Вы понимаете, что на следующей остановке пресса накинется на наш поезд, как стая голодных львов, вышедших на охоту?
— Голодных львиц, — сказал я.
— Что?
— Стаей охотятся самки. А их самец в одиночестве сидит в сторонке и наблюдает, как они загоняют добычу, а потом забирает себе львиную долю.
— Я не желаю этого знать.
— Следующая остановка, — сказал я, — будет у нас глубокой ночью пятнадцать минут на станции Уайт-Ривер. С учетом опоздания мы должны прибыть туда в четыре ноль пять, а отправиться в четыре двадцать.
— А потом?
— Если не считать трехминутной остановки неведомо где, мы стоим двадцать пять минут в Тандер-Бее, в десять пятьдесят утра.
— Вы знаете наизусть весь график движения?
— Эмиль велел мне его выучить. Он правильно сказал, что чаще всего меня будут спрашивать, когда мы прибудем туда-то и туда-то. И он сказал, что настоящий официант всегда может на такой вопрос ответить, даже несмотря на то что мы везде прибываем на тридцать пять минут раньше обычного "Канадца".
