— Обычно этим занимается местное отделение Департамента по здоровью и защите окружающей среды, — ответил он.
— Они и платят? — осведомился я.
— Да, — сказал он. — Но затем, как правило, пытаются возместить расходы, получить деньги от семьи или путем распродажи имущества покойного. Однако здесь у нас не тот случай, поскольку вы ближайший родственник и оплачивать придется вам. — Ему легко говорить.
— А если я не могу себе этого позволить? — спросил я.
— Тогда следует обратиться в Фонд социальной помощи, — объяснил он. — Но для этого вам придется документально подтвердить свой статус неимущего.
На миг мне показалось, что отец поступил не слишком честно, внезапно появившись после тридцати шести лет отсутствия — лишь для того, чтоб взвалить на меня расходы по его похоронам. Но спорить с чиновником было бессмысленно. Не слишком большое сострадание испытываешь к тому, кто убил свою жену, пусть даже потом и сам стал жертвой жестокой насильственной смерти. Мне оставалось лишь заткнуться и заплатить.
Я позвонил в первое же в списке похоронное бюро.
— Можем обслужить вас в пятницу на этой неделе, — ответил мне мужской голос. — У нас только что аннулировали заказ на урну в колумбарии в Слоу. Так что вам, можно сказать, повезло. Хотя мы предпочитаем, чтобы нас уведомляли заранее.
«Интересно, — с улыбкой подумал я, — как это можно аннулировать заказ на похороны. Разве что по той причине, что покойник вдруг волшебным образом ожил?»
— В пятницу в какое время? — спросил я.
— В три часа дня.
До пятницы оставалось всего два дня. Но какое это имело значение? Ведь все равно на похороны никто больше не придет. Может, попробовать связаться с его семьей в Австралии, спросить, не желает ли кто из них присутствовать на похоронах? Но я не знал, как с ними связаться, и никто из моих новых австралийских родственников не пытался связаться со мной за последние две недели — ни прямо, ни через суд коронеров, где имелся мой адрес.
— Прекрасно. Тогда в три в пятницу, — сказал я.
— Договорились, — ответил он. — Где находится тело вашего отца?
«Хороший вопрос», — подумал я.
— Полагаю, он до сих пор в морге больницы в Вексхем-парк, — ответил я. — Но не уверен. Знают в офисе коронеров.
И я начал диктовать ему номер телефона.
— Не утруждайтесь, он у нас есть, — сказал мужчина. — Мы все уладим.
«За отдельную плату, разумеется», — не без ехидства подумал я.
— Я должен нанимать кого-то для ведения службы?
— Мы и это тоже устроим, если хотите. Но служба не обязательно должна быть церковной, все зависит от вашего желания, — ответил он. — Кто угодно может провести поминальную службу. Даже вы сами, если хотите.
— Нет, — сказал я. — Думаю, он хотел бы викария или что-то в этом роде.
Сам не знаю, с чего это я так решил. Возможно, потому, что предпочел бы, чтобы меня отпевал священник. Я был не слишком религиозен, но подумал, что все это будет выглядеть странно, если поминальную службу буду проводить я, одновременно являясь единственным скорбящим. Специалист, так сказать, всегда предпочтительней.
— Есть особые пожелания насчет музыки или гимнов? — спросил он.
— Нет, — ответил я. — Викарию лучше знать, что уместнее. И это меня вполне устраивает. — Я не стал говорить ему, что пара прощальных слов и спуск гроба в раскаленную печь являются, по моему мнению, идеальным вариантом, но дал понять, что предпочитаю самые простые похороны. Все по минимуму, и это меня вполне устроит, сказал ему я. «И нечего делать вид, что я так уж любил своего отца бы», — добавил я про себя.
— Желаете, чтобы на гроб возложили цветы? — спросил он.
— Нет, пожалуй, не стоит, — ответил я. Исторически сложилось так, что срезанные цветы клали на гроб и вокруг него, чтоб заглушить отвратительный сладковатый запах, исходящий от разлагающегося тела. Исходя из того, что тело моего отца хранилось в морге в морозильнике, цветы совсем необязательны.
— И еще одно, — сказал мне мужчина. — Требуется полная предоплата, желательно кредитной картой.
— Это что, обычная практика? — осведомился я.
— Вполне обычная, — заверил он меня. — Особенно если покойный не был гражданином нашей страны и не имел здесь имущества или состояния, чтобы потом можно было затребовать оплату через суд.
Поскольку в Британии гроб сжигали вместе с телом, я понимал озабоченность агента похоронного бюро — ведь в случае отсутствия оплаты обратно на божий свет его уже не вернуть.
Я продиктовал ему номер своей кредитной карты и адрес.
— Благодарю вас, мистер Тэлбот, — сказал он. — И, разумеется, после похорон мы пришлем вам подробный детализированный отчет о расходах.
— Спасибо, — ответил я.
Похоронный бизнес никогда не умрет.
Должно быть, трудно быть хорошим продавцом в столь деликатном деле, подумал я. Нужно незаурядное чутье, понимание, где можно впарить похороны по высшему разряду, а стало быть — и более дорогой гроб семье скорбящих родственников, особенно с учетом того, что этот дорогущий гроб превратится в пепел в печи крематория, где температура достигает восьмисот пятидесяти градусов по Цельсию.
— С меня требуется что-то еще? — спросил я.
— Смерть нужно зарегистрировать в магистрате, — ответил он. — Но если сам случай подлежит расследованию, тогда необходимо дождаться конца этого расследования. А пока что коронер должен выдать временное свидетельство о смерти, а вам следует подписать форму «А».
— Форму «А»? — переспросил я.
— Заявку на кремацию, — пояснил он. — Она должна быть подписана душеприказчиком или ближайшим родственником. Но вы можете сделать это прямо перед началом церемонии. А все, что нам необходимо, мы получим от коронера.
— Хорошо, — сказал я. — Итак, до встречи в пятницу.
Я сидел в кабинете еще какое-то время, размышляя, кому надо сообщить. Наверное, полиция захочет знать, но разве я обязан сообщать им? И можно ли сказать бабушке, что похороны ее сына состоятся в пятницу? Наверное, нет, не стоит. Зачем ей такой стресс?
Ну а Софи?
Мы с ней никогда не говорили о моих родителях, да я и не помнил их. Она до сих пор считает, что оба они погибли в автокатастрофе, когда я был еще младенцем. Так стоит ли говорить ей, что Алан Чарльз Грейди, владелец красно-черного рюкзака, человек, убитый на стоянке у ипподрома в Аскоте, является на самом деле Питером Джеймсом Тэлботом, моим отцом? Что он вовсе не погиб тридцать семь лет тому назад, а был убит две недели назад? И должен ли я говорить ей, что моя мама вовсе не погибла в автокатастрофе, а была задушена на пляже возле пирса в Пейнтоне? А потом еще добавить, что в смерти ее повинен мой отец?