— У нас проблема? — спросил собеседник Сорена, разглядывая Бобби.
Та не дала Сорену ответить.
— А вы как полагаете? Вы были на ночном совещании в офисе Авасаралы, когда Ганимед обмазали дерьмом. Из штаба Нгайена, а? Лейтенант… не помню как звать.
— Сами себе роете яму, Бобби, — предупредил Сорен, поигрывая кием.
— А я, — продолжала она, — видела, как Сорен передал вам то, что должен был пару дней назад отнести в службу информации. Спорим, вы не из службы информации?
Холуй Нгайена угрожающе шагнул к ней, а Сорен снова сдвинулся левее.
Бобби расхохоталась.
— Право, — выговорила она, — либо не дрочи этот несчастный кий, либо выбери место поукромнее.
Сорен опустил взгляд, словно только сейчас заметил, что у него в руке, и отбросил кий.
— А вы, — обратилась к штабному Бобби, если попробуете выйти в эту дверь, доставите мне огромное удовольствие. — Не переступив ногами, она подалась вперед, слегка согнула руки в локтях и, ухмыльнувшись, уставилась ему в глаза. После долгой паузы поторопила: — Ну же? Я состарюсь, дожидаючись!
Штабной поднял руки — то ли в боевой стойке, то ли сдаваясь. Не сводя глаз с Бобби, он чуть обернулся к Сорену и бросил ему:
— Это ваша проблема. Разберитесь.
Резко отступив на два шага, он развернулся и вышел в коридор, которого Бобби со своего места не заметила. Спустя секунду хлопнула дверь.
— Ах ты черт! — поморщилась Бобби. — Ручаюсь, я бы малость поднялась в глазах старушки, если бы сумела вернуть ее карту.
Сорен незаметно пятился к задней двери. Бобби кошкой прыгнула к нему, схватила за грудки и подтянула вверх, чтобы оказаться с ним почти нос к носу. Впервые за долгий срок она ощущала себя живой и свободной.
— И что вы сделаете? — вымученно усмехнулся Сорен. — Хотите меня поколотить?
— Нет, конечно, — ответила Бобби, — я, мальчик, на тебя нажалуюсь!
Глава 26
Холден
Холден смотрел, как вздрагивает свернувшийся у переборки монстр. На видео тело выглядело маленьким, размытым и зернистым. Холден сосредоточился на собственном дыхании. Медленный длинный вдох, до отказа наполняющий легкие. Длинный медленный выдох. Пауза. Только бы не обосраться перед всей командой.
— Ну, — сказал через минуту Алекс, — это проблема.
Он еще шутил. Еще шутил! В другой раз Холден посмеялся бы над его тягучим выговором и над издевательской очевидностью сказанного. Алекс обладал сухим, ненавязчивым чувством юмора.
Сейчас Холдену пришлось сжать кулаки, чтобы не придушить шутника.
«Я схожу вниз» Амоса прозвучало одновременно с «я — наверх» Наоми.
— Алекс, — проговорил Холден, изображая спокойствие, — в каком состоянии грузовой отсек?
Пилот дважды стукнул по терминалу.
— Герметичен, кэп. Нулевая утечка.
Хорошо. Как ни ужасала его протомолекула, Холден знал, что она не всесильна. Если ни одна молекула кислорода не вытекает через шлюз, значит и вирус внутрь не проникнет. И все же…
— Алекс, продуй кислородом, — приказал он. — Как можно сильнее, лишь бы корабль не лопнул.
Протомолекула была анаэробным организмом. Раз уж она проникла на корабль, Холден решил создать ей по возможности враждебную среду.
— И поднимайся в кабину, — продолжал он. — Загерметизируйся внутри. Если что-то прорвется на корабль, я хочу, чтобы ты держал палец на кнопке разгона реактора.
Алекс, нахмурившись, поскреб жидкую шевелюру.
— Не слишком ли?..
Холден сгреб его за плечо. Алекс округлил глаза, невольно вскинул руки: «Сдаюсь». Рядом взволнованно моргал опешивший ботаник. Да, не лучший способ внушить людям уверенность. В другой раз Холден подумал бы над этим.
— Алекс, — процедил он, дрожа сам и встряхивая за плечо пилота, — я могу рассчитывать, что ты распылишь корабль, если эта дрянь прорвется? Если нет, я сниму тебя с дежурства и помещу под домашний арест.
Алекс, к его удивлению, не рассердился, а успокаивающе похлопал Холдена по руке. Лицо его было серьезно, но взгляд оставался добрым.
— Загерметизироваться в кабине и приготовиться к уничтожению корабля, — повторил он. — Есть, сэр. Как насчет сигнала к отбою?
— Только по прямому приказу от меня или от Наоми, — ответил Холден, скрывая вздох облегчения.
Ему не пришлось говорить: «Если оно прорвется сюда и убьет нас, тебе лучше будет взорвать себя вместе с кораблем». Он отпустил Алекса, и тот отступил на шаг, озабоченно морща смуглое лицо. Паника грозила захлестнуть Холдена при малейшем признаке сочувствия, поэтому он громко сказал:
— Выполняй, Алекс. Немедленно.
Алекс коротко кивнул, хотел было еще что-то сказать, но развернулся на каблуках и зашагал к трапу в кабину. Через несколько минут по тому же трапу спустилась Наоми, и почти сразу снизу вынырнул Амос.
Наоми заговорила первая:
— Что станем делать?
Они долго были близки, поэтому Холден сразу распознал страх в ее голосе.
Он переждал еще два долгих вдоха и выдоха.
— Мы с Амосом посмотрим, нельзя ли выставить гостя за дверь. Ты нам откроешь.
Амос задумчиво рассматривал капитана.
— И как же нам «выставить» его за дверь, кэп?
— Ну, — ответил Холден, — я подумывал вышибить из него все дерьмо пулями, а что останется, сжечь огнеметом. Так что берем снаряжение.
Алекс кивнул.
— Черт, из меня вроде как тоже дерьмо вышибло.
Холден не страдал клаустрофобией. Клаустрофобия не свойственна людям, избравшим профессией долгие космические перелеты. Даже если больному удавалось протащить свою фобию через психологические профили и симуляторы, одного полета хватало, чтобы отделить тех, кто способен перенести долгое заключение в замкнутом пространстве, от тех, кто начинал психовать и возвращался домой на седативных препаратах.
В бытность младшим лейтенантом Холден проводил целые дни в корабле-разведчике, таком тесном, что в нем буквально не хватало места нагнуться, чтобы почесать себе пятку. Он умел пробираться между наружной и внутренней обшивкой военных кораблей. Ему доводилось по три недели лежать в амортизаторе во время перелетов на высокой тяге от Луны до Сатурна. Ему никогда не снилось, что его пытаются задавить или сжечь заживо.
Впервые за полтора десятилетия работы в космосе корабль показался ему слишком тесным. Пугала не просто ограниченность пространства — а безвыходность. Он чувствовал себя зверем в капкане.
От существа, зараженного протомолекулой, Холдена отделяло меньше двенадцати метров. И отойти подальше было невозможно.
