Лиз дернула за занавеску, нежная ткань треснула, Лиз отшвырнула оставшийся в руках длинный обрывок.
Нервы, нервы, нервы!
Она раненой пантерой метнулась к платяному шкафу, вытащила клетчатую дорожную сумку, дрожащей рукой извлекла из нее заветную аптечку, нетерпеливо, ломая ногти, отщелкнула замочек. Так, пять одноразовых шприцев, если каждый использовать по четыре раза, будет двадцать, вполне достаточно, главное – флаконы… Шесть, в каждом по пять доз… Если особо не увлекаться, до дома должно хватить… Дом, где он, дом? Ну не сырая же, промозглая общага с бездействующим душем, куда пришлось перебраться, когда присылаемых дедушкой денег перестало хватать на оплату съемной квартиры в академическом доме. Маринкин флэт? Бункер на даче Фармацевта?.. Нет, все-таки он умница, этот Фармацевт. Как ловко придумал насчет диабета, какую бронебойную справку изготовил для ее поездки! Даже самому ретивому таможеннику наглости не хватит вскрывать ампулы с инсулином для тяжело больной пассажирки…
Лиз перетянула тощую руку резиновым жгутом повыше локтя, принялась работать кулаком. Под кожей четко обозначилась вена…
– Вообще-то я плохо играю, вам со мной будет скучно, господин Рабе.
– Во-первых, зовите меня дедушка Макс. Во-вторых, с интересным человеком не может быть скучно, даже если он и неважный шахматист. Ваши – белые, начинайте… Браво, е-два е-четыре, гроссмейстерский ход…
– Дедушка Макс, а как называется ваш остров?
– Танафос.
– Танатос? Остров Смерти?
– Греки тоже так думали, поэтому, наверное, и не заселяли его. А напрасно, природа здесь, сами видите, божественная; правда, не было открытой воды, пока я не вывел наружу подземную реку.
– Стикс?
– Альф. Я назвал ее Альф… Что же до названия острова, то, как мне удалось выяснить в одной старинной хронике, дали его вовсе не греки, а арабские пираты, отдыхавшие здесь между набегами. Танафус – это значит «отдых, перерыв, переменка»… В центральной части есть развалины любопытного сооружения, с помощью которого они добывали воду. Громадный резервуар с камнями, уложенными особым образом. На камнях конденсировалась утренняя и вечерняя роса, с них влага стекала в специальный желобок, а оттуда – в каменную цистерну… Е-семь е-пять…
Таня задумалась.
– Ну конечно же, река Альф, поместье Занаду… In Xanadu did Kubla Khan a stately pleasure dome decree, where Alph, the sacred river, ran…
[32]
Кольридж. А говорите, плохо разбираетесь в английском.
Маленький Нил заерзал у нее на коленях, стащил с доски фигурку коня, постучал ею по столу.
– Спасибо, зайчик. – Таня взяла у малыша коня и поставила его рядом с выдвинутой пешкой.
– А вы говорите, плохо играете. – Дедушка Макс довольно потер руки. – Просто удивительно, как малыш вас принял. Обычно он очень дичится незнакомых, даже на Лиз смотрит как на чужую, а уж чтобы заговорить с кем-нибудь, да еще мамой назвать… Скажите, Таня, вы ведь живете в Лондоне?
– Да.
– Вас там что-нибудь держит? Семья, работа?
– Только работа. У меня свой бизнес, небольшой пока, но интересный и динамично растущий.
– Жаль…
– Неужели вы хотите предложить мне работу няни?
– У Нила есть две няни с соответствующими дипломами и рекомендациями, если понадобится, будет и третья, и четвертая. Ребенку нужна мать.
– Но, простите, у него же есть мать.
– Лиз… Лиз – она другая. Она нимфа, а нимфы не бывают хорошими матерями.
– Говорите, нимфа? Кто же тогда, по-вашему, я?
– Вы?.. Судя по тому, что вы за разговорами едва не поставили мне мат, вы – ведьма…
Старый Макс рассмеялся, но в глазах его была печаль.
– Добрый вечер, ваша светлость.
– Кто говорит?
– Мы незнакомы. Меня зовут Соня Миллер.
– Откуда у вас номер моего приватного телефона?
– Я журналистка, ваша светлость. Би-Би-Си.
– Излагайте. Только коротко.
– Я хотела бы показать вам кое-какой материал, прежде чем опубликовать его.
– Мне? Вы часом не спутали меня с вашим редактором?
– Но, сэр, он касается вас. Точнее, вашей семьи.
– А если еще точнее?
– Вашей дочери и вашего внука.
– У меня нет дочери, достойной упоминания в прессе. Что же до якобы имеющегося у меня внука…
– Ваша светлость, после публикации все «якобы» отпадут. Доказательства неопровержимы.
– Тысяча фунтов.
– Пять.
– Две с половиной и никаких фокусов. Мой представитель навестит вас завтра в десять утра.
Глава одиннадцатая
Чудеса на виражах
(1987–1988)
– Где твой смокинг?! – Сесиль в ярости топнула ногой. – Куда ты задевал свой смокинг? Только не говори, что мы оставили его в Париже, я самолично укладывала его в чемодан!
– Что ж ты так кипятишься-то? Подумаешь, большое дело. Пойду в свитере. Ну хочешь, пиджак надену, джинсовый…
– Мы приглашены в лучший ресторан Нью-Хейвена, а ты хочешь явиться туда каким-то фермерским пугалом и опозорить меня на весь город?!
– Если ты считаешь, что я тебя позорю, иди одна.
Нил сделал телевизор погромче, давая понять, что разговор окончен.
«Ты – вчерашние новости!» – Парень в белой шляпе спустил курок. Парень в черной шляпе задергался в ритме пронзительных пуль.
Сесиль выбежала из комнаты.
Нил убавил звук.
По пути в город они заехали в ателье и за шестьдесят долларов взяли смокинг напрокат. Нилу он был короток и широк, а на локтях сиял, как только что начищенные штиблеты.
В субботний вечер «Грудная косточка» была забита до отказа, но для своей вечеринки Шелли заранее абонировала на балконе все пять столиков и бар, а сама встречала гостей в фойе, у лестницы на второй этаж, одетая в восхитительное вечернее платье, полупрозрачное, с открытой спиной. С улыбкой и словами благодарности принимала подарки, которые складывала на специальный столик. Еще никогда Нил не видел ее такой женственной и прекрасной.
Публика, постепенно собравшаяся на балконе, была пестрая, разношерстная, и одета соответственно – от сногсшибательных вечерних прикидов ценой не менее тысячи долларов до джинсов и «косух», кое-кто даже в куцых конторских пиджачках с кожаными заплатами на локтях. Улучив минутку, Нил смотался в машину, где проворно переоблачился в добрый старый свитер и джинсы, за что по возвращении был удостоен пламенного, но отнюдь не влюбленного взгляда супруги…
