В течение нескольких минут, пока мы говорили на общие темы, я совершила небольшую экскурсию по комнате, оглядев все экзотические предметы и снимки Мамдубы на фоне не менее экзотических пейзажей, снятые в разных уголках мира. Едва ощутимая певучесть его африканского акцента плохо вязалась с дипломами, висевшими на стенах вперемешку с фотографиями. Это были дипломы выпускника Кембриджского университета, а также доктора философии Гарварда по специальности «культурная антропология».
— Однако я уверен, что вы пришли сюда не затем, чтобы слушать мои рассказы о последних открытиях в ихтиологии. — Улыбки на его лице будто и не бывало. — Вы хотите поговорить о мисс Грутен?
— Да, и вопросов у нас достаточно много. О ней самой, о подготовке к выставке, о ее посещениях вашего музея.
— Я постараюсь помочь вам всем, что в моих силах. Мне Катрина очень нравилась.
— Вы ее знали лично?
— Не так чтобы близко, мисс Купер. Она была молодой, и потому другие организаторы бестиария нередко видели в ней, ну, что ли, девушку на побегушках. Она выступала своего рода связным между всей командой, расположившейся на нижнем этаже, и моим кабинетом. Меня же с ней еще связывали общие профессиональные интересы, многие из которых объясняются нашей взаимной любовью к Африке.
— А вы тоже из Южно-Африканской Республики? — поинтересовался Майк.
— Нет, мистер Чепмен, из Ганы. Я там родился в пятьдесят втором году, когда она еще называлась Золотым Берегом. Но я очень много путешествовал по всему миру.
— С Катриной вы познакомились в музее?
— Да. Поскольку от нашего музея именно я курирую процесс подготовки совместной выставки, то виделись мы с ней довольно часто.
— Но из-за чего вы обратили на нее внимание? Я хочу сказать, она же не относилась к числу известных ученых или основных участников проекта.
— Фактически она сама однажды попросила уделить ей внимание. Вы знаете, что она работала в Клойстерс. В конце лета у нее возникло желание вернуться домой. И у себя на родине она хотела найти работу, причем была готова полностью сменить квалификацию. Базовое образование Катрины «история средневековой культуры», но со временем она увлеклась антропологией и поэтому обратилась ко мне за советом.
— Как вы думаете, что привело к этой смене интересов?
— Возможно, ее друзья вам это лучше объяснят, мисс Купер. Я точно не знаю, что именно ее подтолкнуло к такому решению — желание вернуться домой, осознание того, что в Африке нет полноценных коллекций европейского искусства, или же что-то еще. Но смею предположить, что когда она познакомилась с нашим богатейшим собранием, то не смогла остаться равнодушной.
— Вы с ней общались? За пределами музея?
— Нет, нет. Не припомню, чтобы мы с ней встречались где-нибудь еще помимо этих стен.
— О ее личной жизни, ее проблемах вы что-нибудь знали?
Прежде чем ответить, Мамдуба на минуту задумался.
— Да, в общем, нет. Прошлой осенью Катрина сказала мне, что заболела, но разговоров по душам между нами не было. На некоторых собраниях она казалась рассеянной, не всегда сразу отвечала, если я у нее что-то спрашивал. Надо сказать, что она выглядела неважно, однако поглядите на других молодых ученых. У них что, цветущий вид? Они не так много получают, чтобы позволить себе хорошее питание и полноценный отдых. Им приходится целыми днями проводить в лабораториях или хранилищах, где зачастую даже окон нет, зато в избытке всякие химикаты и консерванты, которым позавидует любой морг. Наверное, потому я и не замечал, что она выглядит хуже других.
После небольшой паузы Мамдуба добавил:
— И к слову сказать, большинство людей из моего окружения кажутся мне бледными.
Майку не терпелось перейти к содержательному разговору. Он подался вперед, раскрыл блокнот, приготовившись делать заметки.
— Так, а можно конкретней, чем вы занимаетесь?
— Я административный директор этого музея, сэр. Или еще, как говорят в Англии, его хранитель. На моем попечении находится абсолютно все, что здесь собрано. Я обязан знать, как содержать экспонаты, как их правильно демонстрировать, когда заказывать новые поступления.
— И вы знаете, сколько всего у вас трупов? — хмыкнул Майк.
— О, мистер Чепмен, прошу быть почтительнее с нашими экспонатами. При самом приблизительном подсчете их у нас хранится около тридцати двух миллионов. Одних млекопитающих — более двухсот семидесяти тысяч образцов, это включая скелетный материал, шкуры и внутренности в банках, что расположены по всему зданию.
— Все они в открытом доступе?
— В этом плане у нас все так же, как и в художественном музее. Экспонируется, возможно, один или два процента того, чем мы располагаем. Но вам это должно быть известно. Как я понимаю, ваше расследование началось с той стороны парка, с музея Метрополитен?
— Вы общались с кем-то из его сотрудников?
— Ну я мог бы сослаться на то, что читал сегодняшнюю газету, верно? Но на самом деле мне впервые об этом сказала Анна Фридрих. Она вчера была здесь днем. Анна тоже очень тепло относилась к Катрине.
— С вашими коллегами из Метрополитен у вас хорошие контакты? — поинтересовался Майк.
— Начнем с того, мистер Чепмен, что многие из них вообще не считают нас своими коллегами. Оба наши учреждения называются музеями, и там и тут огромные хранилища, но на этом сходство и заканчивается. Что же касается Анны, то в ее отделе собственно художественный аспект так или иначе переплетается с антропологическим, потому она, наверное, и настроена к нам чуть лучше по сравнению с другими сотрудниками из Метрополитен. А что вы знаете об истории естествоведческих музеев?
— Признаться, ничего, — ответила я.
Улыбка у Мамдубы была магнетической. Встав из-за стола, он пересек кабинет и присел на диван.
— Первый подобный музей основали в Англии в 1753 году. До того несколько коллекций существовало в Париже и в Оксфорде, но именно Британский музей впервые открылся широкой публике, для всех «занятых науками и просто пытливых», как говорилось в его верительной грамоте. Он изначально никак не связывался с искусством, в витринах этого музея были выставлены всякие диковины. Птицы, животные, человеческие «уродцы» — все это стояло в банках со спиртом. Или иногда с вином. Алкоголь — отличный испытанный консервант. Даже некоторые особы королевской крови были на этом помешаны. Вы слышали, конечно, о Петре Великом?
— В каком смысле слышали? — Майк всегда был готов сразиться на поле истории.
— Проведав о том, что у его жены есть любовник, он велел отрубить ему голову, поместил ее в большой сосуд и законсервировал. Поставил в спальню царицы в качестве напоминания о ее неверности. У Петра была целая коллекция биологических курьезов. Их нашли спустя пару веков его потомки — даже ту отрезанную голову, причем сохранившуюся в приличном виде.
