— Уж-жастно ин-нерестно, — скорее пропел, нежели проговорил Док, как это делают калифорнийцы, дабы показать, что это неинтересно вообще. С каких это пор мы бережёмся судов?
— Серьёзно. Крупная шхуна, по-моему, кто-то говорил. Ввозит всякое в страну и вывозит, но никто не хочет говорить, что именно. Тот японский блондин сегодня с бугаём-прихлебателем, он ещё с твоими друзьями беседовал? Вот он знает.
— Потому что?
Вместо ответа Дик мрачно кивнул Доку за спину, через всю парковку, вниз по улице к главному фарватеру и Внешнему Рейду за ним. Док повернулся, и ему показалось — что-то белое там движется. Но с накатывающим туманом всё было обманчиво. Когда он выскочил на улицу, смотреть уже было не на что.
— Оно и было, — сказал Дик.
— Откуда известно?
— Видел, как заходит в порт. Где-то в то же время, что и я сюда пришёл.
— Даже не знаю, что я видел.
— Я тоже. Вообще-то даже не хочу знать.
Возвратившись внутрь, Док обнаружил, что свет, очевидно, сместился скорее в ультрафиолетовый режим: попугаи у него на рубашке зашевелились и захлопали крыльями, принялись вякать и, возможно, разговаривать, хотя это могло быть и от дыма. Лурд и Мотелла тем временем вели себя действительно очень непослушно, предпочтя чем-то вроде парной команды напасть на парочку местных марух, для чего официанты и официантки, держась в полувидимости, переместили пару столов, дабы расчистить место, а клиенты собрались вокруг подбадривать. Рвалась одежда, дыбились причёски, обнажалась кожа, запутывалось и распутывалось множество захватов с сексуальными подтекстами — обычные соблазны женской борьбы. Паря и Хоакин по-прежнему увлечённо беседовали с Блонди-саном. Рында Ивао деловито наблюдал за девушками. Док протиснулся поближе к полю слуха.
— Только что посовещался со своими партнёрами через спутник, — говорил Блонди-сан, — и наилучшее предложение — три за единицу.
— Может, я лучше пойду на сверхсрочную, — пробормотал Хоакин. — Наградными больше заработаю, чем с этого.
— Он просто расстроился, — сказал Паря. — Берём.
— Это ты берёшь, ése, я брать ничего не собираюсь.
— Не стоит вам напоминать, — произнёс Блонди-сан, зловеще забавляясь, — что это Золотой Клык.
— Нам лучше не переходить дорожку никакому Золотому Клыку, — согласился Паря.
— ¡Caaa-rajo!
[29]
— Хоакин неистово, вдруг сообразив, — это чё девки там деют такое?
СЕМЬ
Док позвонил Сончо на следующее утро и спросил, слыхал ли тот когда-нибудь о судне с названием «Золотой Клык»?
Сончо как-то странно ушёл от ответа.
— Пока не забыл — в последней серии это кольцо с брильянтом на Рыжей было?
— Ты уверен, что, типа, не…
— Эй, да у меня был безмазняк, я просто не разглядел. А эти влюблённые взгляды на Шкипера? Я даже не знал, что они ходят вместе.
— Пропустил, наверно, — сказал Док.
— Я, то есть, всегда прикидывал почему-то, что она с Гиллиганом окажется.
— Не-не — с Тёрстоном Хауэллом 3-м.
— Да лана. Он никогда не разведётся с Душечкой.
Пульсом застучало стыдное молчание — оба сообразили, что всё это можно истолковать как код для Шасты Фей и Мики Волкманна, а также, что совсем невероятно, и для самого Дока.
— Я чего про это судно спрашивал, — наконец произнёс Док, — штука в том, что…
— Ладно, а давай-ка, — Сончо как-то резковат, — знаешь яхтовую гавань в Сан-Педро? Там местный рыбный ресторанчик есть, «Кофельнагель» называется, давай в нём пообедаем. Я тебе расскажу, что могу.
По запаху, шибанувшему внутри, Док не стал бы располагать «Кофельнагель» среди рыбных забегаловок, в которых пекутся о здоровье. А вот клиентуру расколоть оказалось не так легко.
— Тут не вполне новые деньги, — предположил Сончо, — скорее новые долги. Всё, что у них есть, включая их яхты, они покупали по кредиткам заведений в какой-нибудь Южной Дакоте, такие можно получить, даже заполнив спичечную этикетку. — Они пробрались между яхтовладельческой пластикратией, сидевшей за столиками из пропитанных «Варатейном» люковых крышек, к кабинке у окна в глубине, выходившего на воду. — Сюда мне нравится водить очень особенных клиентов, а кроме того, я подумал, тебе вид понравится.
Док выглянул в окно.
— То, что я думаю?
У Сончо на шее болтался антикварный полевой бинокль со Второй мировой. Поверенный его снял и передал Доку.
— Знакомься — шхуна «Золотой Клык» из Шарлотты-Амалии.
— Это где?
— Виргинские острова.
— Бермудский треугольник?
— Недалеко.
— Солидное судёнышко.
Док обозрел элегантно зализанные, однако отчего-то — вы б такие назвали бесчеловечными — обводы «Золотого Клыка»: всё в этом судне блистало немножко слишком уж целеустремлённо, антенн и обтекателей РЛС
[30]
больше, чем пригодится какому угодно кораблю, нигде ни единого флага национальной принадлежности, настил открытых палуб из тика, а то и красного дерева, маловероятно, что предназначен для расслабона без удочки или банки пива.
— У него склонность заявляться без предупреждения среди ночи, — сказал Сончо, — без ходовых огней, без радиопереговоров. — Местные софисты, предполагая, что заходы эти связаны с наркотиками, могут в надежде помаячить день-другой, но вскоре рассасываются, бормоча что-то про «устрашение». Кем — никогда не проясняется. Начальник порта бегал весь взвинченный, словно его вынудили отказаться от всех обычных стояночных сборов, и стоило приёмнику у него в кабинете ожить, видели, как он неистово подпрыгивает.
— Так какой мафиозной шишке оно принадлежит? — не видел большого вреда спросить Док.
— Вообще-то мы думали нанять тебя, чтоб выяснить.
— Меня?
— С перерывами.
— Я думал, ребята, вы все тут в курсе, Сонч.
Много лет Сончо пристально послеживал за яхтенной общиной Южной Калифорнии, кто вольётся, кто выльется, поначалу ощущая неизбежную классовую ненависть, которую такие суда, невзирая на всю их красоту под парусом, вызывали у средних достатков, однако со временем стал всё больше погружаться в фантазии о том, как выйдет с кем-нибудь, может, и Доком, на яхте, по крайней мере — яхточке, без каюты, класса «Бекас» или «Лидо».
Как выяснилось, его фирма — «Харди, Гридли и Чэтфилд» — остро, почти отчаянно интересовалась «Золотым Клыком» уже некоторое время. Страховочная история этого судна была упражнением в мистификации — сбитым с толку ярыжкам и даже партнёрам приходилось отправляться прямиком к комментаторам девятнадцатого века, вроде Томаса Арнулда и Теофилуса Парсонза, обычно — с воплями. Щупальца греха и желанья, и та странная опутывающая весь мир карма, что сущностно важны для морского права, ползком проникли во все области тихоокеанской парусной культуры, и обычно понадобилась бы очень незначительная доля представительских бюджетов фирмы, размещённая в тщательно отобранной горсти местных портовых баров, дабы выяснить что их душе угодно — из еженощного трёпа, баек про Таити, Муреа, Бора-Бора, упомянутых вскользь имён мошенников-старпомов и легендарных судов, из того, что случилось на борту, или могло бы случиться, и какие призраки по-прежнему населяют кубрики, и какая старая карма лежит неотмщённая, ждёт своего часа.
