Не успели доехать до аэропорта, в свете вокруг что-то стало чудить. Солнце скрылось за облаками, которые с каждой минутой густели. В холмах среди нефтевышек закапал первый дождик, и, добравшись до Ла-Брии, Док с Шастой оказались посреди длительного ливня. Уж чересчур неестественно. Впереди, где-то над Пасадиной собрались чёрные тучи — и не просто тёмно-серые, а полунощно-чёрные, чёрные асфальтово-чанно, чёрные до-сих-пор-неизведанно-круго-адово. По всей котловине Л.А. засверкали молнии, обрушиваясь кучно и поодиночке, а за ними — глубокие апокалиптические раскаты грома. Все зажгли фары, хоть и середина дня. Со склонов Голливуда понеслись потоки воды, сметая жидкую грязь, деревья, кусты и множество автотранспортных средств из тех, что полегче, — вниз, на плоскость. После многочасовых объездов оползней и пробок Док и Шаста наконец засекли мистически явленный им адрес сбытчика — оказалось, это пустырь с гигантским котлованом посередине, располагавшийся между прачечной-автоматом и «Апельсиновым Джулиусом»-плюс-автомойкой, обе точки закрыты. В густой дымке и оголтелом ливне другого края котлована даже не было видно.
— Эгей. Я предполагал, что здесь должна быть куча дури.
Сортилеж пыталась намекнуть про уиджи, как Док выяснил впоследствии опять на пляже, выжимая носки и разыскивая фен, что вокруг нас всегда скапливаются проказливые духи и силы — сразу же за порогом человеческого восприятия, они занимают оба мира, и вот тварям этим больше всего на свете нравится дурить головы тем из нас, кто по-прежнему привязан к толстым и скорбным каталогам человеческого желанья.
«Ну да! — вот как они к этому относятся, — дури тебе подавай? Вот тебе дурь, ёбаный ты идиот».
Док с Шастой посидели в машине у края огромного прямоугольного болота, посмотрели, как время от времени оползают его края, а потом немного погодя всё повернулось на девяносто градусов и стало походить — на взгляд, по крайней мере, Дока, — на громадные мокрые двери в храм, куда-то ещё. Дождь лупил по крыше машины, молнии с громом то и дело прерывали поток мыслей о старой реке-тёзке, что некогда бежала через этот город, давно уж загнанной в трубу и досуха выкачанной, изувеченной до принародной и анонимной исповеди в смертном грехе алчности… Док воображал, что она заполняется снова — аж до бетонного своего обода, и через него, вся вода, которой все эти годы не давали здесь течь, ныне — в неумолимом возврате, вскоре начнёт занимать все овраги и покрывать низины, все бассейны на задних дворах нальются и перельются, и затопят пустыри и улицы, весь этот кармический водный пейзаж сохлынет воедино, а дождь будет и дальше падать, и суша исчезнет, и разольётся внушительное внутреннее море, которое чуть погодя продолжит Тихий океан.
Забавно: из всего, что можно упомянуть на ограниченном пространстве открытки, запущенной в кокосе, Шасте непременно надо было выбрать тот день под дождём. К Доку он тоже как-то прилип, хотя случился довольно поздно в их совместной жизни, когда Шаста уже, считай, стояла в дверях, и Док это видел, но не мешал, а вот поди ж ты — сидят тут, обжиматься даже начали, как детки в заезжей киношке, окна запотели, сиденья промокли. Забыв на несколько минут, как всё будет развиваться дальше.
А на пляже дождь не прекращался, и в горах что ни день обваливался какой-нибудь новый участок недвижимости. У страховщиков «Брилькрем» стекал ручьями на воротнички, а стюардии осознавали тщету — даже с полугаллонными банками лака для волос, приобретёнными в беспошлинных зонах дальних стран, — поддержки причёсок в чём-то хоть отдалённо напоминающем стильный и дерзкий встрях головой. Все изъеденные термитами дома Гордита-Бич обрели консистенцию влажной губки, слесари-аварийщики протягивали руки и выжимали балки и стропила, а сами думали о собственных зимних домах в Палм-Спрингз. Публика начала сходить с ума даже в завязе. Какой-то активный деятель, утверждая, что он Джордж Хэррисон из «Битлз», попробовал угнать дирижабль «Гудъера», принайтовленный на зимней стоянке у перекрёстка Портовой трассы и Сан-Диего, и заставить его доставить его в Эспен, Колорадо, под дождём.
Дождь странно подействовал на Сортилеж, которая как раз где-то тогда начала залипать на Лемурии и её последних трагических деньках.
— Ты жила там в прежней жизни, — стеоретизировал Док.
— Мне она снится, Док. Иногда просыпаюсь в полной уверенности. Костылю тоже так чудится. Может, всё из-за этого дождя, но у нас сны стали одинаковые. Мы не можем найти дорогу назад, в Лемурию, поэтому она возвращается к нам. Подымается из океана — «привет, Леж, здорово, Костыль, сколько лет, сколько…»
— Она с вами говорила?
— Не знаю. Это не просто место.
* * *
Теперь Док перевернул открытку Шасты и вперился в картинку. Снимок сделали под водой — руины какого-то древнего города: развалины колонн и арок, рухнувшие подпорные стенки. Вода была сверхъестественно чиста и, казалось, испускает зримый сине-зелёный свет. Взад-вперёд плавали рыбки — Док предполагал, называемые тропическими. Всё было смутно знакомо. Он поискал автора снимка, дату копирайта, место. Пусто. Свернул косяк и закурил, поразмыслил. Наверняка это послание откуда-то ещё, а не с того острова в Тихом океане, чьё название он не мог произнести.
Он решил вернуться навестить тот адрес уиджи — став местом классического торчкового злоключения, тот навсегда остался в его памяти. Денис обеспечивал мускульную поддержку.
Котлована там уже не было, а на его месте возвышалось странно футуристическое здание. Спереди его поначалу можно было принять за какое-то заведение культа — гладко-узкое, сужается кверху, вроде церковного шпиля, только другое. Кто бы его тут ни построил, у него наверняка имелся и уютненький бюджет, работай не хочу, поскольку снаружи оно всё было покрыто чешуйками листового золота. Потом Док заметил, что эта высокая заострённая конструкция отклоняется прочь от улицы. Он немного прошёл по кварталу назад и оглянулся рассмотреть здание сбоку — и когда увидел, насколько крут этот изгиб и насколько остра вершина, тут-то и врюхал. Ага! По старой лос-анджелесской традиции архитектурных причуд эта конструкция была призвана служить шестиэтажным золотым клыком!
— Денис, я тут немного поразведываю, а ты посиди в машине, если хочешь, или пойдём мне спину прикроешь, что ли?
— Я хотел пиццу поискать, — ответил Денис.
Док отдал ему ключи от машины.
— И ещё… в средней школе «Лузингер» вождению учили.
— Ну да.
— И ты помнишь, что коробка тут ручная, не автомат, и так далее.
— Всё зашибись, Док. — И Денис упылил.
* * *
Парадная дверь была почти невидима — скорее большая съёмная панель, гладко встроенная в изогнутый фасад. В вестибюле под стильной вывеской шрифтом без засечек: ПРЕДПРИЯТИЯ ЗОЛОТОЙ КЛЫК, ИНК. / ШТАБ-КВАРТИРА КОРПОРАЦИИ, — и за именной табличкой: «Зандра, привет!», — сидела секретарша-азиатка в спортивном костюме из чёрного винила, с безразличным лицом; с полубританским выговором она осведомилась, уверен ли Док, что попал по адресу.
