— Триллиум Двенедель, — представилась она. — Мне сказали, вы можете помочь.
— Сказали, вот так, — учтиво помахивая ей полупачкой «Холодка», от коего она отказалась. — И сколько их было?
— Ой, простите. Зоретта и Борис. Они сказали…
— Ого себе. — Зоретта и Борис. — Давно это было?
— Где-то с неделю.
— А вы… случаем не знаете, где они сейчас.
Она покачала головой, Доку показалось — печально.
— Никто не знает.
— Но вы с ними разговаривали.
— По телефону. Они думали, их кто-то подслушивает, поэтому быстро повесили трубку.
— А звонок был местный по звуку? Знаете, иногда…
— Похоже, с дороги звонили, второстепенной, параллельно какой-то федеральной автостраде.
— И вы это всё услышали?
Она пожала плечами.
— Так у них голоса сочетались. — Должно быть, Док на неё странно посмотрел. — Не «голосом» голоса. А как партии в музыкальной пьесе.
— Серенада для фуры «питербилт» и микроавтобуса «фольксваген», — догадался Док.
— Вообще-то — для «кенуорта» и фургона «эконолайн», плюс уличный полусферик, «харли» и разнообразные драндулеты. — Такая чувствительность слуха, продолжала с объяснением она, оказывалась ей полезна и на работе — она преподаёт теорию музыки в УКЛА, — а также когда левачит специалистом по деревянным духовым на халтурках с ансамблями старинной музыки. — Что угодно — от бас-поммера с параллельными квинтами до шалмея-сопранино, и я ваша.
У Дока встал, а из носа потекло. Куда, фу! — старая вошь снова его отыскала. Триллиум же, напротив, погрузилась в причудливое молчание, которое, будь Док в здравом уме, он истолковал бы как тоску по-кому-то-другому. Он нашёл линованный лист из большого жёлтого блокнота с длинным карандашным списком мусорной еды, которую надо купить, и заправил в пишущую машинку, лишь бы чем-нибудь заняться.
— Так и… как Борис и Зоретта думали, я вам помогу?
— У меня кое-кто знакомый исчез, и мне нужно… хотелось бы выяснить, что с ним случилось.
Док напечатал «повезло парню».
— Можно начать с имени и последнего известного адреса.
— Зовут его Шайб…
— Шайб. — А-га.
— Шайб Бобертон… последний адрес был в Западном Голливуде, я только насчёт улицы не уверена.
И вот два или три возможных сценария одновременно явились Доку — неким гиперпространственным узором на голой кабинетной стене, чьим участком он часто пользовался для подобных упражнений. Эта Триллиум могла сама оказаться какой-то наёмной болонью и выслеживать Шайба по поручению тех, кто его до того напугал, что вынудил слинять из города. Разумеется, Шайб запросто мог оказаться любителем древней музыки и торговать на чёрном рынке крадеными шалмеями-сопранино. Либо же, что раздражало гораздо больше, Триллиум могла глубоко состоять в каких-то шашнях с Шайбом и никак не хотела его отпускать. Док уже научился не гадать ни о чьих объектах романтических воздыханий, но кто, едрическая сила, будет присматривать за этой деткой? Что знает она о трудовой биографии мальчика своей мечты? об Эйнаре? Или же она, теля невинное с глазами в смоге, расценивала Опыт с Шайбом и Эйнаром как улётный, что не удалось сделать Клэнси? И есть ли у него сейчас какой-то выбор, кроме того, чтобы заткнуться и насчёт этого никак не отсвечивать? Гораздо больше как-то утешало, что она может оказаться наёмной убийцей.
— Борис дал мне адрес в Лас-Вегасе, — сказала Триллиум.
— И вы хотите от меня что — проверить его?
— Я хочу, чтоб вы поехали со мной в Вегас и помогли мне его найти.
Сосунок. Остолоп. И прочие обозначения из старого кино, что наверняка пришли бы Доку в голову через минуту. Он наблюдал разводку в процессе, но по своему обыкновению думал членом. Не говоря уже — сентиментальнее. Какая бы разница ни была между ними.
— Ну конечно же, — сказал он. — У вас случайно нет портрета этого господина?
Случайно был. Из заплечной сумки она достала такую пластиковую гармошку, где помещалась — Док сбился со счёта — может, сотня снимков Шайба и Триллиум: идут по пляжу на закате, танцуют на различных массовых сборищах под открытым небом, играют в волейбол, вбегают в волны прилива и выбегают из них, — похоже на частные объявления в «Свободной прессе Л.А.», только длиннее и с картинками. Док отметил, что у Шайба голова выбрита, на ней татуировка свастики, что могло бы помочь при опознании, если и когда. Кроме того, по крайней мере, на половине фоток имелось и третье присутствие — глазки в кучку, верхняя губа недовольно вздёрнута боком, обычно втиснуто между Триллиум и Шайбом.
— А это будет…
— Эйнар. Компаньон Шайба, они познакомились в исправдоме.
— Не против, если я парочку вот этих себе оставлю, показывать, если что?
— Берите, конечно. Когда едем?
— В любое время. С «Западного Имперского» челночный рейс летает, если вам клёво.
— Более чем, — ответила она. — В машине у меня чердак течёт.
* * *
У Дока вообще-то чердак тёк в самолёте, но он постоянно забывал, почему, — и на сей раз не вспомнил, пока самолёт не коснулся полосы в Маккарране. Ненадолго задумался, не потечь ли ему чердаком, практики для, но Триллиум тогда может поинтересоваться, почему, а объяснять муторно, кроме того, момент уже прошёл.
Взяв напрокат ярко-красный «камаро» 69-го года, они отправились искать, где кинуть кости, желательно — поближе к аэропорту, поскольку Док надеялся обернуться туда-сюда, — на восток по Закатной дороге до Боулдерского шоссе и поездили по округе дешёвеньких мотелей, казино для местных и баров с живым рок-н-роллом, пока не остановились на «Призрак-цветочном дворе» — кучке бунгало, выстроенных в пятидесятые. Заселились в двухкомнатный блок в глубине участка, с крышей из гонта, может, немного запущенный, однако просторный и удобный внутри: холодильник, плитка, кондиционер, кабельный телевизор и две королевские водяные постели с бельём леопардовой расцветки.
— Отпад, — сказал Док, — интересно, вибрируют. — Не вибрировали. — Облом.
Адрес, который Борис сообщил Триллиум, располагался в заброшенной трапеции улиц к востоку от Стрипа, между Сахарой и Центром. Цокольный этаж занимал антиквар, который представился Делвыном Кротъком.
— Здесь, по большей части, консигнации ломбардов, но сами смотрите, я тут и половины всего не знаю. — Он извлёк японскую шкатулку с заначкой — чёрный лак с перламутровой инкрустацией на тему цапли с ивой, внутри уже забитые косяки, взорвал один, и они передали покурку по кругу.
— У вас тут полно Дикого Запада, — показалось Доку. Он вспомнил Йети Бьёрнсена и его сотню фунтов колючей проволоки. — У вас есть такое, что можно подарить коллекционеру колючки? Небольшое, понятно, может, кусочек чего-нить…
