— Так, может, вы и способны оценить притягательность рискованной ставки старой школы на Мики.
Фабиан улыбнулся скупо и ненадолго.
— Проторчите тут достаточно — сами флюиды уловите. Послушайте. Что если Мики не настолько пропал, как мы считаем?
— В таком разе я делаю вклад в ваш ремонтный фонд. Можете назвать в мою честь ботинок крупье, табличку маленькую сбоку прикрутить.
Фабиан, похоже, дожидался, чтобы Док ещё что-нибудь сказал, но, в конце концов, воздев руки и пожав плечами, он поднялся и проводил Дока по коридору и за несколько углов.
— Отсюда вы попадёте туда, куда шли. — На краткий толчок мыследеятельности мозга Док припомнил кислотный приход, в который его отправили Вехи и Сортилеж, когда он пытался отыскать путь из лабиринта, который медленно погружался в океан. Здесь же вокруг лишь сухая пустыня и обшарпанные древесно-волокнистые плиты, но Дока не покидало то же ощущение поднимающегося потопа, нужда ни за что не поддаваться панике. Откуда-то спереди он услышал музыку — не гладко аранжированный звук бальнозального оркестра, скорее драный стартстоп музыкантов, которым некуда спешить. Он нашёл помещение, которое некогда было уютным салончиком, от дыма травы и табака не продохнуть. Там, в крохотном янтарном луче прожектора, делившегося парой стибренных ватт с педальной стил-гитарой, а остальной бэнд играл акустику, стояла Юла — держалась она живенько, хотя столько времени на смене провела на ногах, только что сменилась, и пела теперь некий кантри-свинг, гласивший:
Полнолунье в Рыбах —
Как опасна тишь,
Если сон твой зыбок
Или ты не спишь…
Шляпу взбить на сгибах,
Пива приволочь…
Полнолунье — в Рыбах,
А в субботу — ночь.
Топочет зомби-душка —
Непрочен наш союз,
А у моей подружки —
Волколачий блюз:
Когда поёт шалунья,
Её не превозмочь,
(Ложись!)
В Рыбах — полнолунье
И в субботу — ночь.
Тут вам —
Пиры крепки, их
Сверкают клыки, они
Крошат мозги на куски — так от —
Нюдь не беда,
Коль тебе иногда
Метится бели, берда
не с руки, —
У местных это глюки,
Но долгих кайфов нет:
Минуты не упруги —
И вот уже рассвет.
Забудь шишиг и лгуний —
Неон тьму гонит прочь.
В Рыбах — полнолунье,
Ад —
субботняя ночь.
Ей с того места Дока видно не было, но он всё равно помахал, похлопал и посвистел, как все остальные, а затем пошёл дальше по задворкам недоосвещенного казино искать выход. Примерно в тот миг, когда ему пришло в голову, что Фабиан Фаццо наверняка пытался направить его куда-то в другое место, он свернул за угол чуточку слишком быстро и вляпался в большие неприятности в бурых ботинках.
— Ой блядь. — Да, то снова были Особые Агенты Пограньё и Пазник — вместе с целым взводом других пиджаков они конвоировали фигуру, узнанную Доком поздновато: вероятно — потому, что ему не хотелось в это верить. И ещё потому, что этого вообще никто не должен был видеть. Краем глаза Док засёк смазанный очерк Мики в белом костюме, с почти таким же лицом, что и на портрете у него дома среди холмов Л.А.: та же неуклюжая потуга выглядеть провидцем, — он прошёл справа налево, несомый вперёд, с достоинством, утихомиренный, словно его переправляют между мирами или, по крайней мере, нацеливают в пуленепробиваемый автомобиль, в чьих окнах всё равно ничего не разглядишь. Трудно сказать, под арестом он или, как выражаются в торговле недвижимостью, его «выгуливают».
Док отступил в тени — но недостаточно проворно. Агент Пазник заметил его и приостановился.
— У меня тут дельце, вы, ребята, идите, а я ненадолго. — Весь отряд удалился по коридору, а федерал подошёл к Доку.
— Один раз — в мексиканской забегаловке на Западной Бонневилль — могло быть совпадением, — любезно заметил он, делая вид, что считает на пальцах. — В Лас-Вегас разная публика ездит, не так ли. Два — вы заявляетесь именно в это казино, тут уж поневоле задумаешься. Но три — здесь, в той части «Ложи Кисмета», о которой даже местные далеко не все знают, что тут скажешь — тут вы несколько оказываетесь на шкале распределения вероятностей, а к этому уже надо присмотреться поближе.
— Насколько ближе, вы и так у меня под носом.
— Я бы решил, что слишком близко у нас тут вы. — Головой он мотнул на Мики, уже почти совсем скрывшегося с глаз у него за спиной. — Вы узнали объект, верно.
— Элвис, что ли?
— Вы создаёте для нас неудобства, мистер Спортелло. Этим любопытством к делу Майкла Волкманна. Весьма неуместным.
— Мики? дело для меня давно уже закрыто, чувак, я даже квитанцию на него выписывал, потому что мне никто не платит.
— Однако проследили его аж до Лас-Вегаса.
— Я тут совершенно с другим разбираюсь. Случайно заглянул в «Кисмет», только и всего.
Федерал смотрел на него долго.
— Тогда вы не против, если я с вами поделюсь соображением. Это всё вы, хипьё. От вас все с ума сходят. Мы всегда предполагали, что совесть Майкла никогда не вызовет сложностей. Столько лет было похоже, что её у него совсем нет. Как вдруг он решает изменить свою жизнь и раздать миллионы всяким выродкам — неграм, волосатикам, бродягам. Знаете, что он сказал? У нас на плёнку записано. «Такое чувство, будто я пробудился от сна о преступлении, которого никогда не смогу искупить, о деянии, к которому никогда не смогу вернуться и его не совершить. Поверить не могу, что всю свою жизнь заставлял людей платить за укрытие, которое должно быть бесплатным. Это же так очевидно».
— Вы всё это наизусть выучили?
— Ещё одно преимущество жизни без марихуаны. Попробуйте — вам может понравиться.
— Э-э… ещё раз — что попробовать?
Подошёл Агент Пограньё, на красной роже — любопытство.
— А, Спортелло, мы снова встретились, и, как всегда, приятно.
— Я вижу, насколько вы заняты, ребята, — сказал Док, — поэтому лучше не стану вас задерживать, я, наверное, просто, — переходя на субботне-утренний голос Лохматусика Кейси Кэйсема, — типа, блядь, побежал? — к коему действию он и перешёл, хоть и без ясного представления, куда направляется. Что они будут, не стрелять же? вообще-то начали…
Наконец, почти совсем запыхавшись, он засёк пару туалетов, означенных как «ЖОРЖ» и «ЖОРЖЕТТА», и, сделав ставку на табу ФБР, нырнул в дамский, где перед одним зеркалом обнаружил Юлу, которая поправляла макияж.
— Чёрт! ещё один проклятый хиппи, который не знает, какого он пола!
— Жду, пока феды не уйдут кого-нибудь другого морочить, дорогуша. Кстати, послушал тебя. Этой Долли Партон уже впору волноваться.