— Чем бы, сэр, из указанного она тут ни была, там нет посадочных возможностей.
— Но я, хочу полететь, в Землю, Пигмеев! — Док как бы ныл не переставая.
— Но, сэр, Земля, э, Пигмеев, похоже, не оборудована, гм, посадочными полосами?
— Ну что ж, тогда им придётся такую полосу построить, нет — дайте-ка мне это… — Он выхватил из-за стойки микрофон громкой связи, словно та была настроена на некую коротковолновую частоту, которую пигмеи внимательно прослушивали, дожидаясь именно такого сообщения. — Ладно, слушьте сюда! — И он зарявкал распоряжения воображаемой строительной бригаде пигмеев. — Это — что? разумеется, это «боинг», коротышка, — тебя не устраивает?
В периметр поля зрения Дока начали вплывать из службы охраны. Надзирательный персонал завис в некоей болезненной зачарованности. Авиапассажиры, выстроившиеся за Доком, отыскивали причины выйти из очереди и убрести прочь. Он отсоединил микрофон, сдвинул шляпу под лихим синатроидным углом и не-вполне-постыдным салонным голосом принялся окучивать толпу с пением:
Летят самолёты,
Полны ретивых —
За цельную сумму,
За деньги других.
У нас, скоморохов,
У вас и у них
Есть роль наконец —
Разбитых сердец…
Летят первым классом,
Вино дали пить,
Играют в канасту,
Им нравится жить.
Как вдруг загорелось
Табло «Не курить» —
Так является жнец
Для разбитых сердец…
[Связка]
В жутком вое турбин…
Ты летишь на рассвет…
Я тоскую один…
Только слов-то и нет…
А я экономом
Лечу и боюсь,
Пью дешёвое пойло,
Пока не упьюсь,
Лирических песен
Слюнявый творец —
Всё так и бывает
У разбитых сердец…
Песенка эта, на самом деле, кратко звучала по радио пару недель назад, поэтому к последним восьми тактам люди уже пели с ним, некоторые вели, кто-то подпевал, и двигались соответственно. Свидетелей хватит, чтобы «Клык» с ними какое-то время разбирался. Док тем временем медленно пробирался к выходу и вот, швырнув микрофон ближайшему авиапассажиру, выскользнул за дверь и побежал за угол, где нашёл Адольфо за рулём «олдза-442» рядом со своей машиной, мотор урчал вхолостую, а по радио — Росио Дуркаль, у которой сейчас разобьётся сердце.
Док сел к себе, и оба вырулили со стоянки и ехали, покуда не нашли умеренно тёмную улочку в Северном Голливуде, где быстро переместили двадцатикилограммовое неудобство из багажника Дока в «олдз». Док передал свои ключи Адольфо.
— У них будет этот номер и описание машины, мне нужен всего час-другой, попробуй их развлечь, сколько сможешь…
— Я через какое-то время собирался поменяться со своим двоюродным Антонио Руисом, он же «Жук», у которого в разговорнике нет слова «peligro»
[83]
, к тому же ему насрать, — ответил Адольфо.
— За такое я не смогу тебе отплатить, vato
[84]
.
— Тито считает, что тебе должен он. Вы там уж сами разберитесь, ребята, а меня не впутывайте.
У этого «олдзмобила» не было усиления на рулевом управлении, и задолго до того, как добраться до трассы Сан-Диего, Док чувствовал себя как на уроке физкультуры, будто отжимался перед мистером Шиффером. Но была и светлая сторона — за ним, похоже, никто не ехал. Пока. Ему по-прежнему предстояло выяснить один интересный вопрос, а именно: как люди прячут двадцать кило героина в надёжном месте хотя бы ненадолго, когда огромные ресурсы мобилизованы на их обнаружение, возвращение и воздаяние тому, кто их спёр?
Вернувшись в Гордиту и разыскивая, где бы запарковаться, Док случайно проехал мимо жилья Дениса, по-прежнему украшенного кучами промокшей штукатурки, щепок дранки, проводов и пластиковых труб, будто бы кто-то опрокинул сюда гигантскую миску хлопьев с изъёбом. И с самим Денисом, Док знал, где-то посреди всего этого — тот как-то остался тут жить, подворовывая электричество для холодильника, телевизора и лава-лампы у соседей. Пока домохозяин, который всё равно проводил отпуск в Бахе, не вычислил, как собрать столько страховки, чтобы оплатить ремонт, тут бы вряд ли что-то поменялось.
— Психодел! — воскликнул Док. Идеальное место для заначки. Примерно в этот самый миг он заметил, что на нём теперь только одна сандалия.
Бары ещё не позакрывались, и Дениса дома вроде бы не было. Прислушиваясь, не бродят ли в округе бесомыжники, Док занёс коробку с героином в останки Денисовой гостиной и сунул под секцию рухнувшего потолка, обмотав сверху гигантским пластиковым лоскутом бывшей водяной кровати Чико. Только теперь заметил он, что коробка, вытащенная им из мусорки в темноте, некогда содержала в себе двадцатипятидюймовый цветной телевизор, — у него не было причин задумываться об этой детали до следующего дня, когда он где-то в обед заглянул к Денису и обнаружил его — по всей видимости, серьёзного и сосредоточенного, — перед профессионально упакованным героином, ныне извлечённым из коробки: Денис сидел и пялился на него, как выяснилось, уже некоторое время.
— На коробке написано — телевизор, — пояснил Денис.
— И ты не смог устоять. А не пришло в голову сперва проверить, есть ли куда его втыкать?
— Ну, я шнур не нашёл, чувак, но прикинул, может, это новая модель, которой он не нужен?
— Ага, и что… — чего он не оставит эту тему? — же ты смотрел, когда я пришёл?
— Понимаешь, у меня теория — это типа какого-нибудь такого учебного канала? Может, там немного тормозят, но ведь не хуже, чем в старших классах…
— Да, спасибо, Денис, если ты не против, я просто затащусь с этого…
— И ты врубись, Док, если долго смотреть… видишь, начинает как бы… меняться?
К вящей своей тревоге, через минуту-другую Док и впрямь засёк микроскопические модуляции интенсивности света и цвета — они стали появляться среди туго заклеенных слоёв пластика. Он подсел к Денису, и они попередавали по кругу файку, не отрывая глаз от упаковки. С гигантским термосом «Апельсинового Джулиуса», картонными стаканчиками и пакетом «Читоз» появилась Нефрит/Эшли.
— Обед, — приветствовала их она, — к тому же скоординированный по цвету и… Ого, это что за хуйня, по виду чистый хмурый.
— Не, — ответил Денис, — по-моему, это вроде… документалки?
Все уселись в ряд, хлебали, жевали и глазели. Наконец Док оторвался.
— Не хочется ломать кайф, но мне надо это изъять?
— До конца этой части, а?
— Пока не увидим, что дальше, — добавила Нефрит.
