* * *
Док поговорил по телефону с Крокером Фенуэем, отцом Японики, который позвонил около полудня, прервав сон Дока о шхуне «Золотой Клык», которая вернула себе прежнюю рабочую ипостась, равно как и подлинное имя «Сбережённый». Неким манером дзэнский экзорцист, о котором Доку рассказывал Дик, тот, что дезомбифицировал особняк «Досок» в Топанге, над шхуной тоже потрудился, убрав тёмные осадки крови и предательства… в сохранности сопроводив на отдых беспокойных духов тех, кого замучили и убили у неё на борту. Какое бы зло ни владело ею некогда, теперь оно исчезло навсегда.
Ближе к закату, после некоторого дождика тёмная крышка туч на несколько пальцев откатилась с горизонта, обнажив полосу до того чистую и светлую, что даже машины, спешившие по домам, притормаживали на трассе. Сончо и Док сидели на пляже. На сушу накатывал последний абрикосовый свет, возносил их тени на горку, мимо спасательских вышек и на террасы бугенвиллий, рододендронов и хрустальной травы.
Сончо излагал нечто вроде сводки из зала суда, как будто дело вёл.
— … однако невозможно избежать времени, моря времени, моря памяти и забвения, годов обещанного, ушедших и невозвратимых, земли, которой чуть было не позволили претендовать на лучшую судьбу, только заявку эту перехватили слишком уж хорошо известные злоумышленники, забрали себе и оставили в заложниках у будущего, в котором нам теперь жить вечно. Да поверим мы, что благословенное это судно стремится к лучшему берегу, к некой неутопшей Лемурии, поднявшейся и искупленной, где американская судьба милосердно так и не осуществилась…
С пляжа Док и Сончо видели её — или думали, что видят: шхуна шла в открытое море, все паруса пылали и плескались. Доку хотелось верить, что на борту почему-то и Дик, и Надя, и Аметист, и плывут они к убежищу. У лееров, машут. Он почти что их видел. Сончо в этом уверен не был. Они стали пререкаться.
Тут Крокер забил пожарную тревогу и выдернул Дока в другой провонявший керосином день на пляже.
— Не я, — прохрипел Док в трубку.
— Конечно, давно не виделись! — как Князь Палос-Вердес, слишком уж щебечет для такого времени поутру.
— Секундочку, проверю тут пульс, — Док, скатившись с кушетки и вваливаясь в кухню. Побродил по ней мелкими петлями, пытаясь вспомнить, что должен делать, как-то удалось поставить кипятиться воду, в чашку насыпать растворимого кофе, а ещё через некоторое время вспомнить, что у него снята трубка. — Здрасьте. А звали вас…
Крокер представился заново.
— Одни мои знакомые тут кое-что потеряли, и разрабатывается теория, что вы можете знать, где это находится.
Док отхлебнул полчашки, обжёг кофе рот и наконец произнёс:
— А вы, к тому же, случайно не из принципалов в этом, чувак.
— Вас это, конечно, не касается, мистер Спортелло, но за много лет в этом городе я заработал себе репутацию чего-то вроде платного посредника. Сегодня моя проблема в том, что у вас на безвозмездном депонировании может находиться предмет, владельцы которого желали бы вернуть собственность, и если это можно уладить достаточно быстро, штрафных санкций не последует.
— Типа, меня не укокошат или как-то.
— К счастью для вас, такую санкцию они предпочитают применять лишь к своим людям. С учётом деятельности, которой они занимаются, без абсолютного доверия сотрудникам всё очень быстро может перерасти в анархию. Посторонние вроде вас скорее удостаиваются сомнения в пользу ответной стороны, и вы, в свою очередь, можете доверять их слову без малейших колебаний.
— Ништяк. Желаете встретиться на прежнем месте?
— На стоянке в Ломите? Вряд ли. Слишком ваша делянка. Да и всё равно её наверняка уже заменили чем-то другим. Давайте-ка лучше свидимся вечерком у меня в клубе, в «Портоле». — Он продиктовал адрес у Елисейского парка.
— Наверняка там дресс-код, — сказал Док.
— Пиджак и галстук, если можно.
ДЕВЯТНАДЦАТЬ
По пути Док поглядывал в зеркальце заднего вида на предмет любознательных «эль-камино» или «импал». Из множества полезных основ, которых он так и не постиг в Йети, одной было, каким автопарком тот располагает. Уже примерно у съезда на Альварадо Доку пришло в голову, что надо беспокоиться и о вертолётах.
Клуб Крокера Фенуэя располагался в неомавританском особняке времён Дохени-Макэду. В комнате у вестибюля, куда Дока отправили немного остыть, на стене имелась фреска, изображавшая прибытие экспедиции Портолы в 1769 году к излучине реки у того места, которое впоследствии стало центром Л.А. Довольно близко отсюда вообще-то. Изобразительный стиль напомнил Доку этикетки на ящиках фруктов и овощей, когда он был маленьким. Много красок, очень атмосферно, проработанные детали. Вид открывался на север, к горам — нынче публике с пляжа удавалось видеть их с трассы лишь пару раз в год от силы, когда сдувало смог, однако тут, в воздухе тех первых дней, они ещё виднелись интенсивно, в снежных шапках, с хрустальными отрогами. Долгая вереница вьючных мулов вилась в зелёную даль вдоль речных берегов в тени трёхгранных тополей, ив и ольх. Все в этой сцене смотрелись кинозвёздами. Кто-то верхом, с мушкетами, копьями и в кожаных доспехах. На лицах некоторых — может, и самого Портолы? читалось изумление, типа, Что сие такое, что за нежданный рай? Неужто Господь начертал перстом Своим и благословил сию совершенную долинку, предназначая её лишь нам? Должно быть, Док на какое-то время увлёкся панорамой, потому что голос из-за спины застал его врасплох.
— Искусство любите.
Он пару-трёшку раз моргнул, повернулся и увидел Крокера: выглядел тот, что называется, загорелым и подтянутым, и как будто по лицу его кто-то недавно прогнал полировальную машинку для полов.
— Ничего себе картинка, — кивнул Док.
— Никогда особо не присматривался. Не подняться ли нам в бар для гостей. Славный костюм, кстати.
Славнее, чем Крокер считал. Док не так давно отыскал его на большой распродаже гардеробов «МГМ» — безошибочно к нему нацелился сквозь тысячи вешалок с более заурядными кинокостюмами, заполнившими один из павильонов студии. Костюм взывал к нему. Пришпиленный ярлык сообщал, что его носил Джон Гарфилд в фильме «Почтальон всегда звонит дважды» (1946), и оказалось, он сидит на Доке как влитой, однако теперь, не желая подрывать чары, что ещё могут жить в его нитках, Док не углядел смысла всё это излагать Крокеру. Ещё он надел и галстук Либерачи, на который Крокер посматривал, но, казалось, не в силах ничего сказать.
Вообще-то не по Доку бар. Набит липовой миссионерской мебелью и таким количеством мрачного дерева, что не видно, на чём сидишь или откуда пьёшь. Тут бы всё оживило немного отделки с набивными джунглями, не говоря про более разноцветные лампочки.
— Ну, за мирное разрешение, — Крокер, подняв приземистый стакан с западно-нагорным односолодовым, изготовлявшимся специально для «Портолы», и поводя им в сторону Докова рома с колой.
