Я посмотрел еще раз. Невдалеке показалось нечто похожее на вулкан.
Пассажиров попросили пристегнуться — боинг пошел на снижение. Мы приближались к ландшафтам, которые превращались в еще более умиротворенные пейзажи, вдохновлявшие итальянских художников на всякие каприччио.
Вот уже показалось здание аэропорта Леонардо да Винчи, он же — Фьюмичино. Я внутренне сжался, приготовившись к пикирующей посадке. Но едва опустившись к взлетной полосе, «боинг» резко взмыл в воздух и полетел дальше.
— Я не поняла, — растерянно сказала Лёка Ж. — Куда это мы? Мы что, в Рим сегодня не попадем?
Я глянул на часы. До нашего прибытия в аэропорт был еще целый час. Наверное, нам не разрешили посадку из-за того, что прилетели слишком рано.
Самолет сделал круг над Римом довольно низко, так что можно было рассмотреть все основные достопримечательности, перечисленные в тексте самоучителя о поездке масок в Вечный город.
— Зато у нас бесплатная экскурсия по городу с высоты птичьего полета, — сказал я Лёке Ж., указывая на архитектурные памятники. — Вон смотри: Колизей, там проходили бои гладиаторов. А вон Ватикан, там живет папа римский.
— Что мне твои гладиаторы с папой римским! — возмутилась Лёка Ж. — Я курить хочу.
— Синьорина! — сказал я строго.
— Да, я синьорина, — признала Лёка Ж., — но я женщина, и ничто человеческое мне не чуждо…
Самолет снова пошел на посадку и опять взмыл в воздух, отправившись на второй круг.
— Ну вот, теперь, пока не рассмотришь все как следует, пока не покаешься в оскорблении папы римского, мы не сядем, — пояснил я.
— Боже! — взмолилась Лёка Ж., воздев ладони. — Прости меня. Я очень люблю папу… римского. Обязательно схожу к нему и передам от тебя привет. Но сейчас я очень хочу курить. Можно мы приземлимся?
Самолет качнуло — сначала в одну сторону, потом в другую. Нехорошо качнуло — так, что по телу побежали мурашки.
— Лёка, ты очень некорректно сформулировала запрос! — воскликнул я.
— Что не так? — испугалась она.
— Ты не уточнила, как мы приземлимся!..
Нос боинга резко накренился, и мы понеслись к земле.
— Я сейчас уточню, — пообещала Лёка Ж.
— Поздно!
Хлопок. Самолет задребезжал, в иллюминаторе побежали строения аэропорта. Мы приземлились. В полной тишине.
Пассажиры из самолета также выходили молча.
— Какие-то неправильные итальянцы, — шепнула мне Лёка Ж. — Тихие.
У выхода на трап стоял Паскуалино.
— Смотри, твой командир. Попрощаться хочет, — сказал я Лёке Ж.
— Никакой он не командир. Он самый обыкновенный стюард, — грустно сообщила она.
— Как ты догадалась? — поинтересовался я.
— Он мне сам сказал, — ответила Лёка Ж.
Кажется, я что-то пропустил…
— Когда ты дрых, — ответила Лёка Ж. — Мы с ним очень мило поболтали.
Вот это поворот!
— И на каком же языке вы с ним поболтали? — уточнил я.
— На русском конечно. — Лёка Ж. достала очки, посадила их на нос и стала похожа на учительницу. — Я обучила его нескольким словам. — Она нежно улыбнулась стюарду. — Чао, Паскуалино! Вот видишь, надела очки, чтобы рассмотреть тебя получше.
— Прьивьэт, Лиока! — ответил Паскуалино. — Иа тьэба льубльу. Ты дэвушк миёй мэчты. Ты первачуда… — Паскуалино запнулся, забыв слова. Лёка Ж. вежливо подсказала:
— В моей жизни…
Паскуалино кивнул, видимо не в силах это выговорить из-за переполнявших его чувств.
Я оторопел. Интересно, сколько же я проспал, раз у них до «первачуды» дошло. Как мило!
— Анка ты ама
[3]
, — промурлыкала Лёка Ж.
— Anch’io ti amo, — поправил Антонио.
— Да сколько ж можно! — возмутилась снова оказавшаяся за нами дама с детьми. — Приехала тут с итальянцами шашни водить! Своих, русских, ей мало! Дайте пройти…
Лёка Ж. не удостоила даму ответом. Не обращая внимания на соотечественницу, она чмокнула Паскуалино в щеку и сняла очки.
— Ариведерча, Паскуалино!
— Да звиданьи, Лиока! — отозвался разомлевший от счастья командир-самозванец.
Мы сошли с трапа и ступили на итальянскую землю.
— Бонджорна, Рома! Бонджорна, Италия — нараспев повторяла Лёка Ж., притоптывая по асфальту летного поля. — Сева, давай ты будешь целовать итальянскую землю, а я буду петь про «Не сунь долма».
Воспользовавшись случаем, я попросил Лёку Ж. не коверкать хотя бы слова классической арии, и, глянув на бегущую в аэропорт вместе с другими пассажирами даму с детьми, предложил предаться вокальным упражнениям, когда вокруг никого не будет.
Лёка Ж. согласилась, двинулась вперед, но остановилась, увидев большую таблицу, запрещавшую курение на всей территории аэропорта.
— Ужасно курить хочется, — сообщила она. — Но меня Энрико ждет. И я по нему уже соскучилась…
— Погоди, а как же Паскуалино? — напомнил я.
— А что Паскуалино? У нас с ним чистая и светлая любовь, — сказала Лёка Ж. и объяснила почему: — Ему женщины физически вообще не нравятся.
Она и это успела узнать!.. А так по его виду не скажешь…
Зайдя наконец в здание аэропорта, Лёка Ж. бросилась искать место для курения. Разумеется, такового нигде не было.
— Я буду курить прямо здесь, — решила она.
— Тогда приготовь пятьсот евро, — напомнил я.
— Ты же шутил! — Лёка Ж. недовольно заморгала.
— Нет, со штрафами не шутят, — моргнул я в ответ.
— Скорее на улицу! — нервно вскрикнула Лёка Ж. В зоне паспортного контроля стояли две очереди: очень короткая для «граждан Евросоюза» и очень длинная — для всех остальных. В последней были преимущественно китайцы, японцы и представители прочих азиатских национальностей. Лёка Ж. встала в короткую очередь, решив, что «мы же не азиаты». Но что-то подсказывало мне, что к европейцам мы тоже не имеем отношения.
Наша очередь двигалась быстро, и через пару минут Лёка Ж. выяснила, что я оказался прав: раз Россия в Евросоюз не вступила, извольте постоять.
Лёка Ж. смешалась с азиатами и подергивалась всем телом, словно ей делали иголоукалывание.
— Терпи, все равно еще багаж придется ждать, — успокоил я. — Или ты оставишь свой «Доширак» на съедение сотрудникам аэропорта?
— Ага, щас! — сказала Лёка Ж., посмотрев на меня так, словно я сотрудник аэропорта, который покушается на ее «Доширак».
Через полчаса мы прошли паспортный контроль. Еще через полчаса получили багаж. И наконец с чемоданами побежали на выход. Вернее, Лёка Ж. бежала налегке, а я с чемоданами плелся за ней.
