Юлий захотел ее убрать, смыть старые фрески и нарисовать новые. Папа поручил это Микеланджело, но тот отказался, потому что считал себя скульптором, а не художником. «Иди, — говорит, — Рафаэля попроси, он же тебе больше нравится».
Юлий два года уламывал Микаланджело. «Нарисуй, — говорит, — двенадцать апостолов и орнамент». А Микеланджело, такой, отвечает: «Нет, это будет слишком убого». Юлий не понял. «Почему?» — спрашивает. «Да потому что апостолы нищие были», — отвечает Микеланджело.
Но Юлий проглотил и снова стал к Микеланджело приставать: нарисуй, да и все тут. Тогда Микеланджело придумал такие мощные и дорогие росписи, что папа должен был сразу в ужасе отказаться. А тот взял и согласился. И понеслось. Микеланджело срубил старые фрески…
— Как это — срубил? — не поверил я. — Прямо вот так взял и уничтожил работы своих предшественников?
— Ну да, а что такого… — ответил Романо. — Для них же фрески как плакаты были.
И вот, когда Юлий хотел посмотреть, что же там Микеланджело сотворил, и поднялся на леса, тот стал кидаться досками — Микеланджело не любил, когда смотрели, что он делает… А когда леса сняли, все просто онемели. Потому что Микеланджело изобразил всю историю Ветхого Завета! Но даже после этого Рафаэль считался круче. Микеланджело на всех обиделся и уехал во Флоренцию.
— Юлий умер, — повествовал Романо, — и кто-то из следующих пап, я уже не помню, кто именно, заказал Микеланджело «Страшный суд».
— Климент, — подсказала Лёка Ж. — Климент VII заказал Микеланджело «Страшный суд», но потом умер, и заказчиком стал Павел III.
— Ты изучала историю Ватикана? — удивился Романо.
— Нет, я читала Мережковского, — объяснила Лёка Ж. и, вопреки обыкновению, не стала цитировать классика, а пересказала своими словами.
Когда Павел III пожелал посмотреть на фреску, он к своему ужасу увидел, что громадная стена полностью покрыта изображениями голых тел. Растерявшись, папа спросил совета у своего церемониймейстера Бьяджо ди Чезепа. И тот сказал, что эта бесстыдная картина достойна не папской капеллы, а общественной бани или остерии. Микеланджело, слышавший разговор, в отместку нарисовал адского судью Миноса похожим на Бьяджо.
— Вон, видите, этот Бьяджо прямо над дверью нарисован. — Романо показал на фигуру справа внизу. — Такой, с ослиными ушами, обрюзгший — смотри, какие слова стал вспоминать! Зеленая змея обвивает его и вцепляется зубами прямо в член.
— Видимо, Микеланджело очень его не взлюбил, — заметила Лёка Ж. и вернулась к рассказу о церемониймейстере, который пожаловался папе на художника, изобразившего его в столь неприглядном виде. Но папа в ответ якобы пошутил, что попытался бы помочь, если бы Микеланджело поместил его хотя бы в чистилище, а так как Бьяджо оказался в аду, папа бессилен — ибо на ад его власть не распространяется.
Конечно же, это очередная легенда. На самом деле, опасаясь инквизиции, папа намеревался уничтожить скандальный «Страшный суд». Но потом нашел компромисс — предложил Микеланджело закрасить обнаженные тела. Тот отказался. И папа поручил работу ученику Микеланджело, тот за несколько дней одел всех, кого требовалось, в том числе церемониймейстера Бьяджо. За это Вальтерру прозвали «Il braghettone» — «рисовальщик трусов».
Ну а Микеланджело смирился с участью своего шедевра и даже не поссорился со своим учеником, чем дал повод для пересудов, будто старик совсем выжил из ума, раз так безропотно воспринял издевательство над собой.
— Такая вот печальная история… — заключила Лёка Ж.
— Тебя можно листать как книгу, — восхитился Романо.
— Зачем же меня листать, уж лучше ласкать, — кокетливо ответила она.
Романо смущенно уставился в потолок и продолжил лекцию о капелле, рассказав, что с началом активного строительства собора Святого Петра, фундамент капеллы стал накреняться и оседать, а по потолку снова пошли трещины. Крыша протекала, вода вымывала соль из красок, появлялись белые пятна.
Реставраторы где-то с XVIII века пытались убрать пятна с помощью клея. Но от копоти свеч, пыли и воды клей становился твердым, намертво застывал черными пятнами и уничтожал краски. В общем, стало еще хуже. В семидесятых годах прошлого века новые реставраторы решили очистить фрески от работы предыдущих. Лет 15 реставрировали, если не больше. Финансировало японское телевидение, которое снимало всё на пленку.
— Ой, а нас сегодня тоже японец профинансировал, Кимура-сан, — вставила Лёка Ж. — Нам денег на билет не хватило, и он добавил, прикинь!
— От этих японцев житья нет, — неожиданно помрачнел Романо. — Вечно суются во все очереди, хватают без разбору. Даже облатки для Евхаристии! Потом помощники священников бегают за ними, чтобы отобрать — японцы же не католики… А китайцы! — нешуточно завелся Романо. — Придут сюда, в Сикстинскую капеллу, лягут на пол и давай фотографировать, что у женщин под юбками! И ведь не выгонишь — делают вид, что не понимают… И все эти толпы, которые сюда приходят. — Романо сурово посмотрел на посетителей, сжимая кулаки и побагровев. — Они же дышут!
И тут он популярно объяснил, что углекислый газ поднимается наверх и опять разрушает фрески. Тут хоть и поставили мощные кондиционеры, но народу столько каждый день! Поэтому охранники и заставляют людей хотя бы не разговаривать. Но в идеале, по мнению Романо, сюда лучше вообще никого не пускать…
— А я читала, что в Сикстинской капелле выбирают пап, — поспешила перевевести тему Лёка Ж., пока Романо не начал бить посетителей.
— Да, раньше здесь после смерти пап собирался конклав кардиналов, — подтвердил Романо, немного успокоившись, и поведал о том, как проходят выборы.
Над каждым креслом кардинала устанавливают балдахины, а перед входом ставят печь. Потом кардиналов запирают в капелле, и они совещаются до тех пор, пока не выберут. Затем кардиналы сжигают бюллетени в печи. Если идет белый дым — значит, кандидат набрал две трети голосов и папу выбрали. А если дым черный — значит, кардиналы не договорились и продолжают выборы, пока не найдут достойного. Потом двери открывают, все балдахины над креслами опущены, кроме одного — над креслом нового папы. Выходит старший кардинал и говорит: «Habemus papam» — «у нас есть папа».
Романо умиротворенно замолчал. Видимо, рассказ о строгом и разумном порядке избрания папы подействовал на него, как медитация.
— И нынешнего папу здесь выбирали? — уточнила Лёка Ж.
— Нет, его выбирали уже по-другому, — ответил Романо, — тоже за закрытыми дверями, но не здесь, а в Доме Святой Марты — это кардинальская гостиница.
— Послушай, Романо, мне тут… — осторожно начала Лёка Ж. — …один итальянец сказал, что нынешнего папу в Италии мало кто любит, потому что он замешан в каких-то скандалах. И поэтому беатификацию прошлого папы провели раньше, чем нужно, чтобы отвлечь внимание паствы.
— Тссс! — Романо приложил палец к губам и спросил: — Хотите собор Святого Петра посмотреть?
