Оригинальное название: Colleen Hoover « Slammed » 2012
Коллин Хувер « Искусство самовыражения » 2012
Перевод: Анастасия Харченко
Редактор: Елена Малеванная
Обложка : Ксения Левченко
Отдельное спасибо за перевод стихов Светлане Богданец!
Переведено специально для групп ы : http://vk.com/bookreads
Любое копирование без ссылки на переводчика и группы ЗАПРЕЩЕНО !
Пожалуйста, уважайте чужой труд!
Книга посвящается группе « The Avett Brothers », за то, что дали мне мотивацию «решить, кем быть, и быть им».
Благодарности
Спасибо Эбигейл Эн с « Poetry Slam , Inc .»за что, что отвечала на все мои сообщения со скоростью света. Дольфусу Рамсеру с « Ramseur Records» за разрешение использовать тексты песен « The Avett Brothers »в каждой главе этой книги. Моим сестрам Лин и Мерфи за честную дележку всех превосходных компонентов отцовского ДНК. Моей маме Вэнной, что полюбила «Загадочного Боба» и поощряла мою страсть. Моему прекрасному мужу и детям, что не жаловались четыре недели, которые я не стирала и не мыла посуду, поскольку запиралась в своей спальне. Джессике Бенсон Спаркс за доброе сердце и желание помочь мне преуспеть. И последнее, но не менее важное, спасибо моему «тренеру по жизни» Стефани Кохен за то, что ты чертовски классная!
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
…
в таком нигде, как я сейчас, никто еще не был на свете.
Дай то, что моему «нигде» поможет называться «где-то»
—The Avett Brothers,
Salina
Глава
первая
Мы с Келом загружаем последние две коробки в Ю-ХОЛ.
Я захлопываю дверцы заднего отсека и закрываю его на щеколду, запирая восемнадцать лет воспоминаний: все касающиеся отца.
Прошло уже шесть месяцев со дня его смерти.
Достаточно давно, чтобы мой девятилетний брат, Кел, перестал плакать каждый раз, когда мы говорим о нем, но достаточно недавно, чтобы нам все еще приходилось решать финансовые проблемы, которые неизбежны, когда в семье только один родитель. Семья, которая больше не может себе позволить жить в Техасе, в единственном доме, который я когда-либо знала
— Лэйк, перестань ходить такой угрюмой, — говорит мама и передает мне ключи от дома. — Я уверена, что ты полюбишь Мичиган.
Она никогда не называет меня тем именем, которое дала при рождении. Родители девять месяцев провели за спорами о том, как меня назвать. Маме нравилось имя Лэйла, в честь песни Эрика Клэптона. Папа обожал имя Кеннеди, в честь Кеннеди.
— Не важно, какой Кеннеди, — говорил он. — Я их всех люблю!
Мне было три дня отроду, когда работники больницы заставили их, наконец-то, принять решение. Они договорились, что возьмут первые три буквы обоих имен и сошлись на Лэйкен, но никто из них никогда меня так не называл.
Я спародировала мамин голос:
— Мам, хватит ходить такой
веселой! Я
возненавижуМичиган.
У этой женщины всегда был талант читать нотации одним лишь взглядом. Вот и сейчас она одарила меня именно им.
Я поднимаюсь по ступенькам на крыльцо и вхожу внутрь дома, чтобы пройтись по нему напоследок, прежде чем закрыть дверь навсегда. Все комнаты пугающе пусты. Такое впечатление, будто я хожу совсем по чужому дому, а не тому, где жила с самого рождения. Последние шесть месяцев здесь царил круговорот негативных эмоций. Переезд из этого дома был неминуем, я это прекрасно понимаю. Просто, я ожидала, что он случиться после
окончанияшколы.
Я стою в уже не нашей кухне и неожиданно замечаю пластмассовую пурпурную заколку для волос, валяющуюся под шкафчиком, на том месте, где раньше стоял холодильник. Я поднимаю ее, сдуваю пыль и пропускаю пару раз между пальцами.
— Они отрастут, — говорит папа.
Мне было пять лет. Мама оставила свои ножницы на тумбочке в ванной. Вероятно, я сделала то, что делает большинство детей в этом возрасте, подстригла себе волосы.
— Мамочка очень разозлится на меня, — плакала я.
Мне казалось, что если я подстригу волосы, они тут же снова вырастут и никто не заметит. Я отрезала довольно приличный кусок от челки и сидела рядом с зеркалом приблизительно час, в ожидании, когда они отрастут. Подняв с пола ровные каштановые локоны, я начала раздумывать, как бы прикрепить их обратно к голове, а потом расплакалась.
Когда в ванную зашел папа и увидел, что я натворила, то лишь рассмеялся и сгреб меня в свои объятия, а затем посадил на столешницу.
— Мамочка не заметит, Лэйк. — пообещал он, доставая что-то из туалетного шкафчика. — Так случилось, что у меня оказался здесь кусочек волшебства.
Он раскрыл ладонь и показал пурпурную заколку.
— Пока она будет у тебя в волосах — мамочка ни за что не узнает.
Он расчесал оставшиеся волосы и прицепил заколку. Затем, он развернул меня, чтобы я могла посмотреть на себя в зеркало.
— Видишь? Как новенькие!
Я вгляделась в наше отражение и почувствовала себя самой счастливой девочкой на земле. Разве у кого-нибудь еще есть отец с волшебными заколками?
Я носила ее каждый день на протяжении двух месяцев и мама ни разу ничего не сказала. Теперь, когда я оглядываюсь на прошлое, я практически уверена, что он рассказал ей о том, что я сделала. Но когда мне было пять, я верила в магию.
Я больше похожа на маму, чем на него. Мы обе среднего роста. После вторых родов она не может натянуть мои джинсы, но остальной одеждой мы делимся между собой. У обеих каштановые волосы, которые, в зависимости от погоды, становятся то ровными, то волнистыми. Ее глаза более глубокого изумрудного оттенка, чем мои, хотя, не исключено, что это из-за ее бледной кожи, которая делает их более заметными.
Во всем остальном, я была копией папы. У нас было одинаковое ироничное чувство юмора, схожие характеры, та же страсть к музыке и идентичный смех. У Кела другая история. Он взял от отца внешность: русые волосы и мягкие черты лица. Для девятилетнего он не сильно развит физически, но его личностные качества полностью восполняют этот пробел.
Я прошла к раковине и включила кран, смывая тринадцатилетний слой грязи, собравшийся на заколке для волос. Кел вошел в кухню, идя задом наперед, как раз в тот момент, когда я вытирала руки об джинсы. Он странный ребенок. Но я все равно безумно люблю его. Он придумал игру, которую назвал «день наоборот», во время которой ходит задом наперед, говорит все наоборот и даже начинает трапезу с десерта.
