Ей с самого начала было известно, что труднее всего сделать первый шаг. Ее куратор — мужчина с обожженными руками — предложил вариант, который, как она считала, стоило попробовать, но тут появлялся риск, что она раскроет себя, так как будет вынуждена рассказать ничем не подкрепленную историю, которую Стив сможет, при желании, проверить. С другой стороны, если к тому времени, когда нужно будет сделать этот шаг, Стив не окажется полностью под ее каблуком, можно будет отступить и попробовать иной путь. Стив отнюдь не был дураком, но в сердечных делах мужчины проявляют ничуть не больше разумности, чем женщины, а то и меньше. Секс, при всей силе своего воздействия, всего лишь одна из ступенек, и, если она верно рассчитала, до цели ей оставалось лишь несколько ступеней.
Между прочим, Эллисон занимал и тот самый вопрос, ответ на который требовался заказчику. «Зачем, — думала она, — кому-то могут понадобиться данные о залегании водоносных пластов в глубине пустыни?»
Контейнеровоз «Лозан», как и любое судно стандарта Панамакс,
[33]
был сравнительно небольшим, длиной 162 метра, рассчитанным на двенадцать двадцатифутовых контейнеров в ряд, и заметно уступал более современным судам. Но компания «Таркуэй индастриз» из расположенного на виргинском побережье города Смитфилда была заинтересована не столько в модернизации, сколько в сокращении своих убытков.
Из 120 пятисотгалонных газовых цистерн, которые она продала правительству Сенегала, сорок шесть оказались бракованными. Контроль качества не заметил, что транспортировочные петли на них приварены не там, где надо. Сам по себе дефект вовсе не казался неустранимым, его вполне можно было бы устранить на месте, причем бесплатно. Вот только две комиссии, в одну из которых входили сенегальские специалисты, а в другую — ведущий представитель фирмы «Таркуэй» в Дакаре, установили, что сварка нарушит структуру материала, и после нее емкости не смогут выдержать требуемое давление в 250 фунтов на квадратный дюйм.
Поскольку для «Таркуэй» это был первый контракт с Сенегалом (и вообще первый контракт со страной из другого полушария), фирма тут же уплатила неустойку, принесла извинения от лица совета директоров и отправила новые емкости взамен бракованных. В Дакаре бракованные емкости внесли в таможенную декларацию с кодом R3001c — «реэкспорт некачественной нефтяной продукции с передачей на ответственное хранение» — и отправили на государственный таможенный склад в Южном порту, где выгрузили на свободное место, густо поросшее сорной травой и окруженное оградой из стальной сетки в полтора метра высотой.
Через восемь месяцев было принято решение вернуть бракованные емкости в Смитфилд. На «Лозане», для которого Дакар был последним портом захода перед возвращением в США, нашлось свободное место.
За два дня до выхода цистерны погрузили вилочным подъемником на железнодорожные платформы, закрепили, отвезли за две мили, туда, где был пришвартован «Лозан», перегрузили подъемным краном в открытые контейнеры — по четыре цистерны в контейнер, а потом контейнеры подняли на палубу и установили там бок о бок один к другому, по двенадцать.
Поскольку цистерны все время находились под охраной местной таможни, их перед погрузкой на «Лозан» не стали ни взвешивать, ни осматривать.
На протяжении последних десяти часов Аднана одолевал насморк и все сильнее болела голова. Это его удивило — он не ожидал, что симптомы проявятся так скоро. Руки у него дрожали, кожа казалась липкой. Определенно, рассказы о том, насколько ядовито все на этом судне, не были преувеличением. «Неважно», — думал он. Уже скоро. Если верить карте Саличева, они находились всего в двадцати километрах от места встречи.
Благодаря милости Аллаха, бак находился именно там, где и должен был — на стеллаже, приделанном к переборке трюма, — и оказался легче, чем ожидал Аднан, что, с одной стороны, было хорошо, а с другой — очень плохо. Аднан знал, сколько примерно должно было весить содержимое, так что нетрудно было прикинуть и вес оболочки. Она была, судя по всему, выложена свинцом, но не таким толстым слоем, какой обещали исходя из предварительных данных. Это означало, что противорадиационным экраном служили сами стены помещения, но от этого не становилось легче. Как бы там ни было, бак был плотно закрыт и, похоже, не получил никаких повреждений при крушении, случившемся много лет назад.
Они открыли стеллаж, подняли бак за четыре приклепанных к нему ручки, вышли из хранилища и направились по залитой палубе к трапу. Там они очень осторожно, по одной ступеньке, поднялись на мостик и вышли по нему в коридор. Два последних этапа — внутренний трап, ведущий на наружную палубу, и наружный, висевший за бортом, — тоже удалось миновать без всяких осложнений. Вскоре они вновь оказались на берегу. Там они с радостью скинули защитные костюмы, уложили их в один из рюкзаков, сунули туда несколько камней и бросили в воду.
Обратный переход занял около часа. Немного не доходя до берега, Аднан приказал своим людям положить груз и отдохнуть, а сам подошел к краю воды и всмотрелся в висевший над бухтой туман. Ему удалось разглядеть контур судна Саличева. Тогда он вынул из рюкзака фальшфейер, дернул запал и помахал трубкой, из которой извергалось искрящееся пламя, над головой. Через полминуты с судна ему ответила двойная вспышка фонаря. Аднан повернулся к своим спутникам и жестом сообщил, что можно продолжать путь.
Через тридцать минут они были на борту, и судно двинулось в обратный путь. Они сразу же поместили свою ношу в другой контейнер, который был у них с собой. Саличев из своей рубки с подозрением посмотрел на контейнер, но ничего не сказал.
Аднан тоже поднялся в рубку и стоял там рядом с капитаном. Время близилось к полуночи, и за стеклами была непроглядная темень.
— Вы определенно заработали те деньги, о каких мы договаривались, капитан, — сказал Аднан. — Мы вам очень признательны.
Саличев промолчал, лишь пожал плечами.
Аднан почувствовал бедром угол рации, установленной на деревянной полочке. Он незаметно сунул руку в карман, нащупал перочинный ножик, открыл лезвие, нащупал шнур электропитания и молниеносным движением почти беззвучно перерезал его.
— Посмотрю, как там мои люди, — сказал он. — Может быть, принести вам кофе? Или чего-нибудь покрепче?
— Кофе.
Аднан спустился по трапу в салон, а оттуда, по еще одной короткой лесенке, в кубрик. Там было темно, лишь из салона пробивался слабый свет. Его люди спали, растянувшись на койках. Все лежали на спинах. Некоторое время назад он дал каждому по дозе лекарства, но вместо йодистого калия они получили по три грамма лоразепама в капсулах. Эта доза успокоительного, в три раза, если не больше, превышавшая лечебную дозу, погрузила всех в глубокий крепкий сон. «И это было счастьем для всех», — подумал Аднан.
На протяжении последних четырех часов он боролся сам с собой, готовясь к тому, что должен был сейчас сделать. В необходимости поступка у него сомнений не было, его душа никак не могла смириться с тем, как именно его следует совершить. Эти люди уже умирали, и с этим ничего нельзя было поделать. Во время войны правоверным не следует задумываться о той цене, которую нужно заплатить ради победы. Его немного успокаивала мысль о том, что они не проснутся и не почувствуют боли. Что касается Саличева, то он хоть и стар, но крепок и закален суровой морской жизнью. Лучше будет расправиться с ним исподтишка.
