Эд, безусловно, давным-давно заработал право выйти на пенсию, как и Мэри Пэт, но лишь считанное число работников ЦРУ — среди них был и Джек Райан-старший — имело реальное представление о том, насколько велики заслуги супругов Фоли перед своей страной и скольким они пожертвовали ради нее. Эд, ирландец по происхождению, закончил Фордэмский университет и некоторое время работал журналистом, занимая вполне солидную, пусть и не слишком заметную должность репортера «Нью-Йорк таймс», а потом каким-то образом перекочевал в мир, где обитают плохие парни и шпионы. Что же касается Мэри Пэт, то, если можно говорить о том, что женщина родилась для работы в разведке, в качестве примера нужно было бы выбрать именно ее. Она была внучкой учителя верховой езды царя Николая II и дочерью полковника Ивана Борисовича Каминского, который в 1917 году заблаговременно успел понять начертанные на стене огненные буквы и вывез свою семью из России. Случилось это перед самой революцией, погубившей династию Романовых, оборвав жизнь Николая и его близких.
— Как дела за столом, дорогой? Туго приходится? — осведомилась Мэри Пэт.
— Чертовски, просто чертовски. Так много нужно сказать, а словарь, оказывается, настолько мал! — Он наклонился и поцеловал жену в щеку. — А как твои?
— Все отлично.
— Все думаешь, да? О чем-то своем?
Мэри Пэт кивнула.
— Признаюсь — пойду на вечернее дежурство. Похоже, где-то, как говорится, трубы перегрелись. Нужно самой посмотреть.
Эд нахмурился, и Мэри Пэт не могла понять, то ли он недоволен тем, что дело, какое бы оно ни было, пройдет без его участия, то ли он просто относился ко всему этому так же скептически, как и она. Террористические группы постепенно наращивали свое умение по части собственной разведки, особенно после одиннадцатого сентября.
Мэри Пэт и Эд Фоли — оба заслужили право на некоторый цинизм — если, конечно, это слово можно было употребить применительно к ним, — так как на протяжении почти тридцати лет наблюдали всю подноготную внутренней жизни ЦРУ и его запутанную историю. Они служили в московской резидентуре на первых ролях, выступая в своем действительном положении мужа и жены, еще в те времена, когда Россия входила в состав Советского Союза, и КГБ с его сателлитами являли собой единственного сто́ящего соперника ЦРУ.
Оба заметно выросли по сравнению со своим первоначальным положением рядовых сотрудников оперативного директората. Эд завершил свою карьеру на должности ДЦР, директора Центральной разведки, ну а Мэри Пэт, некоторое время работавшая заместителем директора по оперативной работе, была перемещена в НКТЦ — Национальный контртеррористический центр, на такую же должность — заместителя директора. Как и следовало ожидать, поначалу пошли слухи, что Мэри Пэт попросту убрали с прежней должности и что нынешняя ее позиция — это нечто вроде почетной ссылки перед отставкой. Это, естественно, не имело ничего общего с истиной. НКТЦ представлял собой острие копья, и Мэри Пэт хотела направлять это острие.
Конечно, на ее решение о переходе повлияло и то, что родной ОД стал совсем не тем, чем был прежде. Хотя его новое название — Национальная секретная служба — и раздражало их обоих (пусть даже они ни на миг не поддавались иллюзии, что, дескать, слова «оперативная работа» могут ввести кого-то в заблуждение). Название показалось им, во-первых, слишком вызывающим и, во-вторых, неотличимым от другой, широко известной Секретной службы, которая существовала почти полтора века и занималась исключительно внутренними делами. Они отлично знали, что это всего лишь очередной ярлык. К несчастью, реорганизация была проведена так грубо, что к тому времени, когда они покинули директорат, эта организация уже занималась не столько тайными операциями и сбором разведданных, сколько теневой политикой. Несмотря на то что и Мэри Пэт, и Эд имели свои собственные, подчас несовпадающие, политические воззрения, они оба сходились в том, что смешивать воедино разведку и политику — хуже некуда. Слишком уж много на самых верхних уровнях ЦРУ оказалось обычных гражданских, рассматривавших свое положение как должным образом прокомпостированный билет к более высокому и удобному положению. Такого отношения супруги Фоли никогда не могли постичь. По их глубокому убеждению, не могло быть призвания выше, чем защищать свою страну, хоть в военной форме на поле боя, хоть под завесой того, что один из руководителей разведки времен «холодной войны» Джеймс Джон Англтон назвал «пустыней зеркал». И неважно, что Англтон был, по всей вероятности, настоящим параноиком, и устроенная им охота за советскими «кротами» разложила ЦРУ изнутри, как раковая опухоль. Мэри Пэт была глубоко убеждена в том, что название, которое Англтон подобрал для мира шпионажа, оказалось исключительно точным.
Как ни любила она тот мир, в котором работала, «пустыня» все же нанесла свой удар. Несколько последних месяцев они с Эдом то и дело возвращались в разговорах к ее предстоящей отставке, и хотя ее муж вел себя довольно тактично (хотя и не всегда проявлял достаточную тонкость), было ясно, что он ждет, когда это, наконец, случится. Он даже устраивал мелкие провокации вроде лежащего на столе в кухне номера «Нейшенал Джиографик», раскрытого на большой фотографии Фудзи или исторической зарисовке о Новой Зеландии — одном из двух мест, которые стояли первыми пунктами среди тех достопримечательностей, которые они намеревались посетить «когда-нибудь потом».
В те редкие моменты, когда мысли Мэри Пэт не были полностью заняты работой, она подчас ловила себя на том, что ходит вокруг да около основного вопроса: почему она не уходит? — и никак не может дать на него прямой ответ. Денег для жизни на покое у них было более чем достаточно, да и найдется, чем заняться. Если дело не в деньгах, то в чем же? На самом деле все было просто: работа в разведке была ее призванием, и она это знала — знала с того самого дня, когда попала на работу в ЦРУ. В свое время ей удалось добиться кое-чего, что можно было бы смело назвать выдающимися достижениями, но, как ни верти, ЦРУ стало не таким, как прежде. Пришли другие люди, у которых мотивация размывалась личными амбициями. Пожалуй, уже никто не соглашался «не спрашивать, что страна может сделать для тебя». Что еще хуже, щупальца вашингтонской подковерной политики глубоко внедрились в сообщество разведчиков, и Мэри Пэт очень опасалась, что это состояние необратимо.
— Когда собираешься вернуться? — спросил Эд.
— Трудно сказать. Возможно, к полуночи. Если придется сильно задержаться, то позвоню. Не жди меня.
— Не слышала ничего нового о происшествии в Джорджтауне?
— Практически ничего, кроме того, что было в газетах. Один злоумышленник, получивший одну пулю в голову.
— Я слышал, что недавно кто-то звонил.
— Дважды. Эд-младший. Просто-напросто спрашивал, как дела, сказал, что позвонит тебе завтра. И еще Джек Райан. Хотел узнать, как продвигается твоя книга. Передал, чтобы ты позвонил ему, когда у тебя будет возможность. Возможно, у него найдутся для тебя какие-нибудь подробности.
— Что-то пока не горю большим желанием.
Оба занимались литературным трудом — Эд писал документальную книгу, а бывший президент Райан — мемуары. Они перезванивались, жаловались друг другу на судьбу и обменивались мнениями не реже раза в неделю.
