Странное дело, но от этого разговора ему как будто
полегчало. Стало легче, и страшные мысли и жуткие образы больше его не
тревожили. Ему теперь казалось, что все на самом деле просто и вот-вот
разрешится само собой, как бы без его участия. Он перестал бояться приходить
домой, и Катя, лежавшая на диване под пледом, перестала приносить ему
страдания. Он только все время удивлялся – как, она еще лежит?! Еще никуда не
делась?! Вроде бы все обсудили, решили, а она все еще здесь?!
Он стал рыться в ее бумагах без всякого стеснения,
окончательно убедив себя в том, что она сумасшедшая и ничего не понимает. Бумаг
было много – она привезла из Белоярска обширный губернаторский архив, и чего
там только не было! Генка пожирал документы глазами, и удивлялся, и ужасался, и
крутил головой, и даже Илоне звонил и зачитывал – вот оно как, значит! Вот как
власть устроена! Вот кто этим миром правит! Нет, кто бы мог подумать?! Ты
слыхала что-нибудь подобное?!
Ему было все равно, слышит его Катя или нет. Ведь все
решено, значит, какая разница?! Его только раздражало, что она будто не
понимает, что лучше бы ей самой сгинуть, не вынуждать его делать «грязную
работу», как говорилось в каком-то кино!
Среди бумаг не было только документов на квартиру, а Генке
очень хотелось их добыть. Ну, просто на всякий случай! Чтобы не перерывать весь
дом, когда… когда… ну, в общем, когда они ему понадобятся.
На работе у него начались проблемы – он был не слишком
хороший художник, ленился, думал, рисовал смешные картинки вместо того, чтоб
работать «под заказчика». Генеральный пару раз высказался в том смысле, что
раньше, покуда был жив Мухин, питерский губернатор к агентству очень
благоволил, подбрасывал всякие заказы, да вот в последнее время что-то
перестал!.. Генка понимал, что генеральный все это говорит не просто так, а со
смыслом, с «дальним прицелом», но что он мог поделать, раз уж тестя
прикончили!.. Вообще, вся эта мухинская семейка отравила ему жизнь, зачем
только связался с ними!
А потом Генка встретил Асю и понял, что вся его предыдущая
жизнь, такая путаная, дурацкая, нечистая, была только прелюдией, приготовлением
к встрече именно с этой женщиной, последней волшебницей на земле!..
Гена знал, что Илона никогда его не отпустит. Он знал, что
Катька – дура! – сама по себе никуда не денется и не подумает даже облегчить
его жизнь, и без того тяжелую!.. Он знал: чтобы остаться с Асей, ему придется
как следует потрудиться, и это его уже не пугало.
Он был готов на все – ради любви, конечно!
Он знал, что он жертва – любви, конечно! Любви и коварства.
Его план был четкий, ясный и очень легко выполнимый, по
крайней мере ему так казалось. Именно этот план он обдумывал на работе, рисуя
красно-зеленый плакат с готическим шрифтом. Одним выстрелом он убьет сразу
нескольких зайцев, вернее сразу всех зайцев, мешающих ему жить!
И то, что это вовсе никакие не зайцы, а люди – самые
настоящие, живые люди! – Генку уже почти не волновало.
Утром Глеб первым делом позвонил бывшей жене и спросил про
сына.
Она сказала, что отныне сын не имеет к нему никакого
отношения, и бросила трубку.
Это самое «отныне» случалось регулярно и Глеба не слишком
пугало. Все же он надеялся, что ему удастся поговорить с Сашкой, и то, что не
удалось, его немного огорчило.
…Почему нельзя жить нормально, хоть бы и в разводе?! Зачем
изводить и ненавидеть друг друга? Ведь ничего же не осталось – ни обиды, ни
боли! Все давно перегорело, отболело, быльем поросло!..
Почему так получается? Куда девается даже не любовь – это
материя тонкая, с ней в одночасье не разобраться! – а интерес друг к другу?!
Испаряется?! Выветривается?! Вкус приедается?!
Вот он, Глеб Звоницкий, вроде и влюблен был, вроде и
расположения добивался, и романтика была – на теплоходике катались, а потом
долго откуда-то шли, и она стерла ноги босоножками на тоненьких каблучках, и
сначала он нес босоножки, а потом ее саму, и они все время останавливались и
целовались. И он на самом деле волновался, когда делал ей предложение, и после
благосклонного согласия напился вдребезги с другом Славкой – лучше они ничего
не могли придумать и понятия не имели, как еще выразить свои чувства, которые
требовали выражения! И в состоянии блаженного идиотизма он участвовал в
предсвадебной канители и был абсолютно счастлив – покупал костюм, кольца и еще
тахту, чтоб спать на ней со своей женой. Тогда слово «жена» казалось ему
волшебным, ему даже как-то не верилось, что у него будет самая настоящая,
любимая жена!..
Он был уверен, что у него все будет не так, как у других
людей, которые живут неправильно, изменяют, скандалят, врут, разводятся! Уж
он-то, Глеб Звоницкий, этого не допустит. Его семья будет тылом, надежным и
крепким, как и положено тылу, и никогда не превратится в «передовую». Своей
новоиспеченной жене – какое прекрасное, уютное, славное слово! – он объяснил
правила, по которым они будут жить, и она охотно и радостно согласилась.
Тогда эти правила были просты и понятны и казались абсолютно
выполнимыми.
У него работа и зарплата, на которую можно жить. Некие
собственные интересы, не слишком обременительные для близких. Ну, баня, там, с
мужиками. Может, иногда рыбалка на Енисее, уха под водочку и под долгие
разговоры.
У нее работа – просто так, чтобы дома не закиснуть. С девяти
до шести, как у всех. Ее зарплата была не в счет, смешно, только на колготки.
Ну, мама, там, подруги, в гости сходить, когда захочется. А может, и ребенок
будет!..
У них обоих – есть дом, семья, «крепкий тыл». Никто друг от
друга «не гуляет», на чужих жен и мужей не заглядывается, под утро с помадой на
воротнике не является. Все домашние заботы, конечно же, пополам, и Глеб честно
пылесосил ковер, когда оказывался дома в середине дня, что случалось примерно
раз в месяц. Друзья общие, в отпуск вместе, к теще на ее шесть соток тоже
вместе. Никаких скандалов и взаимных обид – мы же договорились!
И жизнь потекла, простая, понятная, предсказуемая, очень
удобная.
Глеб заскучал очень быстро, года через два, наверное. Только
тогда он понятия не имел, что маета, когда не знаешь, куда себя деть, какие
найти развлечения, на что употребить вечера и выходные, если такие, не дай бог,
случались, – все от скуки.
Когда родился Сашка, начались трудности – бессонница,
пеленки, соковыжималки, пюре из яблока с морковью, бутылочки и какой-то
особенно понимающий детский врач, которого почему-то нужно было непременно
возить в их многоэтажный пригород «из центра». Это оказалось тяжело, и вдвоем с
женой они героически «преодолевали трудности», поддерживали друг друга,
уговаривали, что «так будет не всегда», – одним словом, старались. Младенчество
сына закончилось, они приспособились к жизни с ребенком, и он приспособился к
ним. Жизнь, немного видоизменившаяся, «давшая крен», выровнялась и потекла
своим чередом – денег не всегда хватает, работы по-прежнему много, в одной
комнате втроем тесновато, и теперь приходится ждать, когда ребенок заснет,
чтобы получить свою порцию привычного, уютного и простого секса. А чего
особенно стараться-то… в этом направлении? Все ясно, давно пройдено, ничего
нового никто не изобретет!.. Зато летом ребенка можно спровадить к бабушке на
шесть соток и спать, как когда-то, с распахнутым на Енисей окном – и счастье
вовсе не в возможности побыть вдвоем, а именно в этом распахнутом окне!
