Книга Лила, Лила, страница 11. Автор книги Мартин Сутер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Лила, Лила»

Cтраница 11

Дома она решила, что полностью исцелилась от Ральфа.

В среду в почтовом ящике обнаружилось его письмо. Список дополнительной литературы по фонтаневскому «Штехлину», включавший восемьдесят две позиции и снабженный рукописными примечаниями. К примеру: «Сразу после выхода в свет прослыл скучным, по причине малосодержательности». Или: «Хуго Ауст называет этот роман «документом постнатуралистического реализма». Звучит недурно, а?» Или: «Бенц и Бальцер именуют Ф. «провозвестником преследований евреев в XX веке». Или: «То, что ты зовешь скучным, Томас Манн считает «улетучиванием субстанциального, доходящим до такой степени, что в итоге не остается почти ничего, кроме артистической игры звука и духа».

На маленькой сопроводительной карточке он написал: «Вот тебе немножко материала к фонтаневской проблеме. Если захочешь узнать больше, можешь в любое время позвонить мне. Надеюсь, мы скоро увидимся». Ниже подписи и номера телефона приписка: «P.S. Необязательно в «Эскине».

Наверно, она обошлась с ним несправедливо. Наверно, он все же не такой поверхностный, как ей казалось в последнее время.

В тот же день Мари воспользовалась предложением Ральфа и позвонила ему. После того как он ответил на несколько вопросов, связанных с его заметками, они договорились вечером встретиться. Мари предложила «Беллини».


«Беллини» представлял собой длинное помещение, разделенное надвое овальной стойкой бара, к которому можно подойти с обеих сторон. Продольные стены обшиты зеркалами, вдоль каждой тянутся мягкие лавочки, обитые зеленой кожей. Зеркальная же перегородка делит бар на две симметричные половины.

Тем, кто себе не нравится, лучше в «Беллини» не ходить. Но здешнее приглушенное освещение мало для кого было невыгодным. Особенно теперь, когда лица озарял отблеск рождественских свечей, чьи огоньки отражались в разноцветных шарах елочных композиций на столиках.

Здесь Ральф держался совсем иначе. Внимательнее, тактичнее, спокойнее. Казалось, на чужой территории он утратил толику своей самоуверенности.

Вечер выдался весьма приятный. И Мари поневоле опять пересмотрела свое мнение о Ральфе. С ним она могла – не то что с Ларсом, например, – говорить о вещах, которые интересовали ее саму. Наедине он не проявлял заносчивости, в самом деле умел слушать, даже от иронического тона отказывался и был вполне серьезен.

С каждой минутой ей все больше нравилось, как его узкие, выразительные руки прикасаются к бокалу, к сигаретам, к зажигалке.

Ральф проводил ее домой. И тогда она пригласила его подняться в квартиру, выпить еще по бокальчику.


Когда она проснулась, Ральф уже ушел. Собственно, он ушел еще ночью, и не сказать чтобы ее это расстроило. Наоборот, очень хорошо, можно спокойно разобраться в своих ощущениях. Перед сном результат был слегка разочаровывающий: она чувствовала себя разве что о'кей. Теперь, после пробуждения, стало чуть получше: давненько она не чувствовала себя так хорошо. Но и только.

День выдался напряженный. После уроков пришлось допоздна поработать. Она давно договорилась с владелицей бутика, что перед самым Рождеством еще раз заново оформит две большие витрины. А с Ральфом было решено, что если она не слишком устанет, то прямо после работы приедет в «Эскину».

Что усталость помешает ей повидать нового любовника после первой же ночи, относилось к числу весьма теоретических допущений. Но когда Мари наконец-то стянула с ног тапочки, которые надевала во время работы, то некоторое время всерьез подумывала, не пойти ли сразу домой.

В конце концов она все-таки пошла в «Эскину». Не потому, что соскучилась по Ральфу, а скорее из боязни, что он воспримет ее отсутствие как глупый каприз.

Уже на пороге «Эскины» она пожалела, что пришла. Экзальтированная атмосфера шумного, переполненного бара совершенно не вязалась с ее собственным настроением. А здороваясь с ральфовской компанией, она поняла, что для них вечер начался уже давно и она безнадежно отстала.

Ральф встретил ее поцелуем в губы, что остальные приняли к сведению как нечто вполне естественное. Будто они в курсе последних событий.

Мари молчком сидела посреди веселой компании, мечтая остаться с Ральфом наедине. Не потому, что тосковала по близости, но в надежде, что без публики он опять станет таким, как вчера вечером.

На минутку она отлучилась в дамскую комнату, а выйдя оттуда, столкнулась у двери с официантом, Давидом, который словно бы поджидал ее.

– Ты ведь интересуешься литературой, – сказал он.

Она кивнула, ожидая, что он скажет дальше.

– Можно, я дам тебе кое-что почитать?

– Что именно?

– Рукопись.

– Что за рукопись?

– Проба пера. Ты просто скажешь мне свое мнение.

– Ты пишешь?

– Немножко. Так можно дать ее тебе?

– Само собой. А Ральфу ты ее показывал? Он лучше меня разбирается в литературе.

Давид отрицательно покачал головой.

– Почему же?

– Он наверняка будет смеяться.

Такие опасения были ей вполне понятны.

– Только ты никому больше ее не показывай, ладно? – сказал он.

– Договорились. Приноси в следующий раз. Давид вконец смутился.

– Она у меня здесь. И наверняка поместится в твоей сумке. Одну минутку.

Он исчез за дверью с табличкой «Персонал» и тотчас вышел, с толстым конвертом в руках.

– Объемистая проба пера, – улыбнулась она, пряча конверт в сумку.

– Около ста семидесяти страниц, но с большим интервалом между строк.

– Сколько времени в моем распоряжении?

– Сколько угодно, мне не к спеху.

Прежде чем вернуться к остальным, Мари добавила:

– Кстати, я человек прямой. И если мне не понравится, так и скажу.

Он пробормотал «да-да, конечно» таким тоном, что Мари сразу усомнилась, повернется ли у нее язык вправду вынести отрицательный приговор. Она отвернулась и, уходя, услышала:

– Может, на праздники выкроишь время?

Немногим позже, уходя с Ральфом из «Эскины», она заметила, что Давид издали провожает ее взглядом. По всей видимости, ободряющая улыбка будет ему очень кстати. И она улыбнулась.


Мари тоже не осталась на всю ночь. Не хотела проснуться в ральфовском тарараме из книг, газет, рукописей, проспектов, разбросанной одежды и грязной посуды. До таких пределов ее влюбленность не простирается, насчет этого у нее уже не было сомнений.

А потому она еще раз напрягла свой бюджет и вызвала такси.

Тяжесть сумки напомнила ей про Давидов конверт. На заднем сиденье такси она открыла его, вытащила перетянутую резинкой рукопись и в тусклом свете уличных фонарей прочитала на титуле: Давид Керн. СОФИ, СОФИ. И пониже: Роман.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация