Минуту-другую они в нерешительности стояли под козырьком Городского театра. Г-жа Ребман прикидывала, не вернуться ли внутрь и не попросить ли взаймы зонтик, но тут неоновая вывеска и лампы в витринах с афишами погасли, и, поскольку до «Зебры» было рукой подать, они решили добраться туда, прячась под карнизами домов.
У каждого подъезда, на каждом углу Давиду мерещился тот старикан. И когда они благополучно добрались до ресторана со стилизованной светящейся зеброй возле входа, у него отлегло от сердца.
Общество за длинным столом, который зарезервировала г-жа Ребман, встретило его аплодисментами. Давид с радостью отметил, что ему оставлено место рядом с Мари. Она жестом позвала его к себе и что-то сказала своему соседу. И в эту самую минуту Давид сообразил: это человек, который знал Альфреда Дустера.
Давид сел, поцеловал Мари в щеку. Она притянула его поближе и шепнула на ухо:
– Ты был бесподобен!
Подхватив со стола бутылку, она налила ему красного вина. Все собравшиеся подняли бокалы. Он тоже взял свой, кивнул застолью и пригубил вино, избегая смотреть на соседа Мари.
– Ты знал, что Макс Фриш и Ингеборг Бахман были здешними завсегдатаями?
Давид не знал.
– Господин Штоккер только что нам рассказал. Ты ведь знаком с господином Штоккером? – Мари кивнула на своего соседа.
– Джекки. Все зовут меня Джекки. Господин Штоккер звучит слишком уж официально. Вы позволите называть вас просто Давид? И?… – Он взглянул на Мари.
– Мари. Конечно. Пожалуйста.
– Но тогда нужен глоточек, чтобы чокнуться.
Мари наполнила его почти пустой бокал, и они чокнулись.
– Сколько книг подписал?
Давид понятия не имел.
– С лотка продано сто восемьдесят три экземпляра. И многие пришли со своими книгами, – сообщила г-жа Ребман.
– Здорово. – Джекки одобрительно кивнул, и Давид заметил, что он производит в уме какие-то вычисления. Его бы не удивило, если б Джекки брякнул результат.
Давид попробовал переключиться на Сильви, которая сидела напротив него, чуть наискосок. Он вспомнил ее имя и теперь время от времени вставлял его в разговор, чтобы загладить свой давешний промах.
Но Джекки скоро завладел и вниманием Сильви. Развлекал всю компанию анекдотами, aperçus и faits divers.
[18]
– Как у тебя с мандражом? – крикнул он Давиду. – Томас Манн в молодости так трясся, что мог читать только напившись до бесчувствия.
– Неужели?! – воскликнула г-жа Ребман. – Томас Манн всегда был такой безупречный, такой церемонный.
– В общем, да, вы правы. В молодости мне однажды довелось встретиться с ним в гостях. За все время обеда он почти рта не открывал, только под конец произнес: «Десерт был изумительный».
Джекки разлил остатки вина из бутылки себе и Мари и знаком велел официанту принести новую.
– Как ты оказался на обеде вместе с Томасом Манном? – полюбопытствовала Мари.
– Ах, это долгая история. Раньше я частенько бывал в литературных кругах. – И бросив взгляд на Давида: – Одно время сам подумывал стать писателем.
– А что помешало? – спросила Сильви.
– Что мешает всем планам? Жизнь. – Джекки засмеялся, и все за столом тоже засмеялись.
Официант принес новую бутылку, показал Джекки этикетку. Тот быстро взглянул на нее и в знак согласия небрежно махнул рукой.
– Вы что-нибудь опубликовали? – спросила г-жа Ребман.
– Ты, – поправил ее Джекки. – Как посмотреть.
Он взял у официанта пробный бокал, с видом знатока продегустировал вино и кивком дал добро. К своей последней фразе он не вернулся, и Давид облегченно вздохнул.
Но Мари продолжила:
– И что же ты написал?
Джекки отхлебнул изрядный глоток и посмотрел на Давида.
Когда-то Давид слыхал, что в самые страшные минуты человека иной раз охватывает спокойствие. Пассажиры молча держатся за руки, когда у самолета отказывают двигатели и он беспомощно падает в бурные воды Атлантики. Пациенты спокойно выслушивают результат гистологического исследования, который выносит им смертный приговор. Именно так Давид чувствовал себя в эту минуту. Был совершенно спокоен.
Джекки наконец ответил, по-прежнему глядя на Давида:
– Нечто вроде Давидова романа.
Ну, говори же, думал Давид. И покончим с этим.
– Только я писал далеко не так хорошо. – Джекки ухмыльнулся и поднял бокал.
Помедлив, Давид поднял свой.
26
Мари ненавидела витринные манекены. Она знала массу более удачных способов показать одежду, не натягивая ее на куклу в рост человека. И тем не менее стояла в витрине «Корифея», одевала манекен. Так хотела хозяйка бутика, Габи Йорди. «Может, это и не очень художественно, но художественность мне в данный момент не по карману. По нынешним временам весь расчет на солидных покупательниц, далеких от экстравагантности. А им хочется видеть, как замечательно платье сидит на фигуре. К художественности мы вернемся, когда кризис минует».
Габи Йорди – лучшая клиентка Мари. И возражать ей – себе дороже. Лучше считать это лишним аргументом в пользу решения расстаться с профессией декоратора.
И Мари уныло совала негнущиеся руки манекенов в рукава, а негнущиеся ноги – в брючины, стараясь игнорировать двусмысленные взгляды прохожих мужчин. Это вторая причина, по которой она разлюбила свою профессию: не очень-то приятно выставлять себя на обозрение. У других клиентов можно хотя бы на время работы закрыть витрины шторами. Но не в «Корифее». Габи Йорди считала процесс оформления частью рекламы.
Вот только что кто-то постучал по стеклу. Сперва Мари прикинулась, что не слышит. Но стук повторился. И в конце концов она все-таки оглянулась. Джекки, новый приятель Давида. Он кивнул на бар напротив и жестом показал: дескать, пойдем выпьем. Она отрицательно покачала головой. Он показал на свои часы, на цифру семь. А когда она опять ответила отказом, наморщил лоб, склонил голову набок и по-щенячьи просительно сложил руки на груди.
Мари смягчилась и выпила с ним по бокальчику. Джекки развлекал ее историями из своей жизни в Кении.
– В тысяча девятьсот шестьдесят третьем, незадолго до провозглашения независимости, там прошел слух, что кенийцы устроят кровавую баню экспатриантам, то бишь англичанам, проживающим в стране. И я спросил у своего боя, неужто он в самом деле сможет поднять на меня руку. Парень пришел в ужас. «No, Massa, I could never kill you. I will kill neighbour. And boy of neighbour will kill you».
[19]
