— И когда они уедут?
— Скоро.
— У тебя возникли с ними проблемы?
— Честно говоря, нет.
— Они поверили, что ты представляешь армию?
— Ни на мгновение. Но им сказали вести себя прилично, чтобы не возникло ненужных разговоров. Тот, кто всем там владеет, не хочет, чтобы ему испортили репутацию. Поэтому они вели себя мирно.
— Никто не владеет тем местом. Это общественные земли.
— Кому-то оно приносит прибыль, и он думает, что оно ему принадлежит. Байкеров он нанял, вот и все дела. Рабочие пчелы. А теперь они получили приказ уехать. Их перевели на следующий проект.
— Платон-мексиканец.
— Владелец.
— Ты нашел лабораторию? — спросил Петерсон.
— Я хочу посмотреть на товар, который захватили на парковке возле ресторана.
— Зачем?
— Так работает моя голова. Шаг за шагом.
Петерсон пожал плечами и повел Ричера за собой в коридор, а потом к комнате, где хранились вещественные доказательства. Перед дверью стоял стол, но дежурного за ней не было. Петерсон прошел мимо, вытащил из кармана связку ключей и отпер дверь.
— Подожди здесь, — сказал он.
Он вернулся через десять секунд с большим пластиковым мешком и прикрепленным к нему документом с четырьмя датами и подписями. Внутри Ричер обнаружил пачку, которую описывала Джанет Солтер. Солидный кирпич белого порошка, твердый и гладкий, завернутый в вощеную бумагу. На ней была карандашом нарисована корона, лента, три точки, три шарика, изображающие драгоценные камни.
— Вы проводили тесты? — спросил Ричер.
— Конечно, — ответил Петерсон. — Это метамфетамин. Нет никаких сомнений. Около килограмма, очень высокой очистки, почти лабораторной. Превосходное качество, если тебе нравятся такие вещи.
— И стоит двести тысяч.
— Миллион на улицах Чикаго, после того как порошок разделят на порции и перепродадут.
— Есть идеи относительно рисунка?
— Они всегда придумывают логотип. На этом рынке высоко ценят свою марку.
— А деньги, которые заплатил парень из Чикаго, вы тоже взяли?
— Конечно.
— Могу я на них посмотреть?
— Ты мне не веришь?
— Просто я люблю видеть такие вещи своими глазами.
Петерсон вернулся в комнату для вещдоков и принес Ричеру другой пакет. Такой же размер с такими же документами, прикрепленными к нему. В нем лежали пачки банкнот.
— Теперь доволен? — спросил Петерсон.
— Сколько времени тебе потребуется, чтобы столько заработать?
— С учетом налогов? Я даже думать об этом не хочу.
— А бумага действительно вощеная?
— Нет, нечто вроде целлофана или вощеной бумаги. Он пожелтел, потому что его взяли из старых запасов. Но с точки зрения фармакологии с ним все в порядке. Эта операция проводилась на высоком техническом уровне.
— Хорошо.
— Ты нашел лабораторию?
— Нет.
— А каменное здание видел?
— Только снаружи.
— Ты знаешь, что это такое?
— Нет, но я знаю, чем оно не является.
Ричер вернулся в общий зал и уселся за письменный стол в углу. Он снял трубку, набрал девятку, чтобы выйти на линию, потом номер, который никогда не забывал.
— Да?
— Аманду, пожалуйста.
Щелчок, гудение. Голос. Он показался Ричеру усталым и немного разочарованным.
— Я могла бы уже быть в Афганистане. Более того, если ты не перестанешь мне названивать, я могу подать документы на перевод.
— Еда там вполне приличная. Нет ничто лучше глазных яблок козла в йогурте, — сказал Ричер.
— Ты там бывал?
— Нет, но встречал тех, кто бывал.
— У меня нет для тебя новостей.
— Я знаю. Ты не смогла найти, как деньги попадают в армейский департамент.
— Я пыталась, но потерпела неудачу.
— Вовсе нет. Деньги до армии не доходили.
— Почему?
— Мусор привозят и увозят.
— И что это значит?
— Мы начали с ложного предположения. Мне рассказали о здании, принадлежащем армии. Маленькое каменное строение и дорога длиной в две мили. Я только что там побывал. Это не дорога, а посадочная полоса. И армия тут ни при чем, это база военно-воздушных сил.
Глава 24
— Ну, это кое-что меняет, — сказал голос из Вирджинии.
— До меня дошел еще один местный слух о пластиковых протезах для лиц, — сказал Ричер.
— Да, я видела такую запись. Существует досье. Очевидно, Пентагон получил ряд звонков от жителей Южной Дакоты. От штата и его администрации. Но это чепуха. Пластиковые лица всегда хранились неподалеку от метро. Зачем отправлять их в такую глухомань?
— Зачем они вообще нужны? Если все получат одинаковые ожоги, какое это будет иметь значение?
Ответа не последовало.
— У тебя есть знакомые в военно-воздушных силах? — спросил Ричер.
— Но только если речь не идет о секретных операциях.
— Может быть, там и нет никаких секретов. Возможно, самые обычные дела. Мы вернулись к началу, если строить какие-то предположения.
— Ладно, я сделаю несколько звонков. Но сначала я должна поспать.
— Спать будешь, когда умрешь. Это срочно. Взлетную полосу очистили от снега. Целых две мили. Никто не станет заниматься этим ради развлечения. Значит, кто-то или что-то должно появиться. И я видел заправщик. Возможно, он уже возвращался. Может быть, кто-то планирует отправить оттуда что-то очень тяжелое.
— Что-нибудь еще? — спросил голос после короткой паузы.
— Ты замужем? — спросил Ричер.
— А ты?
— Нет.
— А когда-нибудь был?
— Нет.
— И почему я не удивлена?
Она повесила трубку.
Было без пяти десять утра.
Осталось восемнадцать часов.
Петерсон сидел через два стола от Ричера и заканчивал разговор по телефону.
— УБН не проявил интереса. Их человек мне ничего не сказал, — заявил Петерсон, повесив трубку.
— Почему? — спросил Ричер.
— Он утверждает, что там нет лаборатории.
— Откуда он знает?
— У них есть спутники и термическое формирование изображений. Они изучили всю информацию, но нигде не нашли теплового излучения. И сделали вывод, что речь может идти только о сделках с недвижимостью. До тех пор, пока не будет доказано обратного.
