Ее переполняли впечатления, и, вероятно, кружилась голова от крепкого грузинского вина. Несколько раз с ее уст чуть не сорвались крамольные речи. «Будь осторожней, — приказала себе Сашенька. — Это сам Сталин! Забыла последние несколько лет, забыла «мясорубку»? Будь осторожна!»
На нее накатила волна безграничной преданности этому жесткому, но скромному человеку, такому сдержанному, но беспощадному к врагам. Однако она чувствовала, что ее преданность будет только раздражать и тревожить Сталина. Ей захотелось пригласить его на танец. А что, если он тоже желает с ней потанцевать? А если ее приглашение будет расценено как наглость и поставит его в неловкое положение? Тем не менее, ей очень хотелось потанцевать с ним, и он, должно быть, прочел это по ее губам.
— Я не танцую, Сашенька, потому что из-за руки не могу вести женщину в танце. — Его левая рука была немного короче правой, поэтому он и держал ее неподвижно. Они стояли у пианино, Сашенька физически ощущала напряженное молчание и опасность, исходившую от этого выдающегося человека.
— Я обожаю эту музыку, товарищ Сталин.
— Музыка усыпляет в человеке зверя, — заметил Сталин. Он осмотрелся. — Вы с товарищем Палицыным счастливы на этой даче?
— Ой, конечно, товарищ Сталин, — ответила она.
— Очень счастливы.
— Надеюсь. Я могу тут пройтись, осмотреться? — Берия и остальные гости проследили за ними взглядом, но остались на своих местах. Сашенька была необычайно горда, что Сталин обращается только к ней.
— Мы так благодарны за эту дачу, а сегодня привезли еще и холодильник. Спасибо партии за оказанное доверие!
— Надо поощрять ответственных партработников. — Сталин заглянул к Ване в кабинет. — Тут зимой тепло? Кабинет мне нравится, много воздуха. Вам спален хватает? Кухня нравится?
О да! Сашеньке нравилось на даче все. Она пыталась унять головокружение, охватившую ее радость и чувство свободы, когда ей на ум пришла чудовищная, но не дающая покоя мысль. Она вспомнила об отце, Самуиле Цейтлине. Вправе ли она просить Сталина сейчас? Сейчас они были с ним так близки: как он может ей отказать? Она видела, что он восхищен ею как новой советской женщиной.
— Товарищ Сталин… — начала она.
После смерти Ариадны ее отец слегка повредился в уме, а после Октябрьской революции потерял все свое состояние. Он остался в Петрограде, заключил мир с большевиками, в двадцатых годах работал «беспартийным консультантом» в наркомате финансов по зарубежной торговле, потом в нацбанке, пока в тридцатых его не сослали как «вредителя с замашками троцкиста». Однако ему позволили уехать в Грузию.
Потом в 1937 году его арестовал Берия, и след отца потерялся. Конечно, партия имела право «проверять» классовых врагов. По бумагам выходило, что Цейтлин худший из угнетателей-кровопийц. Но его давно «обезвредили», потом он верой и правдой служил Советской власти. Конечно, Сталин поймет, что отец больше не представляет угрозы!
Сталин снисходительно улыбнулся Сашеньке. «Он похож на дружелюбного старого тигра», — подумала она и на секунду заколебалась. Его медовые зрачки сузились до желтых точек, на лицо легла тень замешательства. Она внезапно осознала, что по выражению ее лица Сталин, который видел людей насквозь, понял, что сейчас она спросит об аресте или расстреле кого-то из родственников. Подобные вопросы он ненавидел больше всего.
— Товарищ Сталин, я могу попросить об… — слова слетели с губ помимо воли. В 1937 году она вычеркнула отца из своей памяти, но сейчас, в самый неподходящий, самый роковой, однако в то же время самый благоприятный момент она хотела произнести его имя. Что с ней происходит? Большевику не нужна семья, лишь партия, но она любила своего папочку! Ей хотелось знать, может, он где-то валит лес? Может, его косточки гниют в неглубокой могиле где-то в сибирской тайге? Сколько он прожил до «вышки»?
«Пожалуйста, товарищ Сталин, — молила она мысленно, — скажите, что он жив! Выпустите его!» — Товарищ Сталин…
— Подушка! — Сталин с Сашенькой обернулись к двери, у Вани отвисла челюсть. — Мамочка, я не могу уснуть! Слишком шумно. Вы меня разбудили. Меня нужно обнять!
Снегурочка в пижаме, разрисованной бабочками, с длинными вьющимися белокурыми волосами, обрамляющими розовые щечки, улыбалась, обнажая редкие молочные зубы и розовые десны. Девочка бросилась в объятия матери.
7
— Воля! — Ваня, который еще минуту назад, казалось, был от вы-итого навеселе, встал, его лицо посуровело.
Сашенька тоже почувствовала надвигающуюся грозу.
Она пыталась научить своих детей молчать, ничего не повторять, ничего не слышать, но от Снегурочки можно было ожидать чего угодно! Когда в доме Сталин! Одно неосторожное слово, одна глупая игра в лучшем случае выставит их с Ваней перед самим Сталиным дураками, в худшем их ожидает расстрел. Что скажет Сталин? Что Снегурочка скажет Сталину?
— А это кто? — спокойно спросил Сталин, явно получая удовольствие от паники на Ванином лице.
— Товарищ Сталин, — вступила Сашенька, — позвольте представить вам нашу дочь Волю.
Сталин широко улыбнулся девочке. «Разве не все грузины любят детей?» — подумала она, когда он наклонился и пощекотал Снегурочкин носик.
— Здравствуй, Воля, — поздоровался он. — У тебя хорошее коммунистическое имя.
— Я проснулась из-за шума, — пожаловалась она. Сталин ущипнул ее за щечку.
— Хватит! — воскликнула она. — Хватит меня щипать!
— Это чтобы ты меня не забыла, — ответил Сталин.
— Признаюсь, я виноват перед тобою, товарищ Воля. Это я включил музыку, а не твоя мама, я виноват, не сердись на нее.
— Она ни на кого не сердится, товарищ Сталин, — тут же проговорила Сашенька. — А теперь, Снегурочка, немедленно в постель!
— Ненавижу спать.
— Я тоже… Снегурочка, — игриво заметил Сталин.
— Это моя подушка! — Снегурочка ткнула свою подушку в лицо Сталину, но Сашеньке удалось ее вовремя перехватить.
— Да, и кто это? — пораженно спросил Сталин.
— Это мой лучший друг, подушечка, — ответила девочка. — Она отвечает за выполнение плана второй пятилетки по производству подушек и хочет вступить в подушконерию, чтобы носить красный галстук!
— Ну все, дочь, довольно! — прервала Сашенька. — Товарищу Сталину неинтересно слушать такую ерунду! Спать!
Она видела, как в другом углу комнаты ее супруг закрыл лицо рукой.
— Да, спать! — громко велел он.
— Тише, товарищ Палицын, — произнес Сталин, потрепав Снегурочку по голове. — Не могла бы она ненадолго остаться? Повеселить нас?
— Ну… разумеется, товарищ Сталин.
Девочка изобразила короткий танец с подушкой и бросилась целовать отца.
— Значит, ты подушконерка? — без тени улыбки поинтересовался Сталин.
