— Эта Сашенька хорошо танцует, — задумчиво заметил Игнатишвили, который не был политиком, жил лишь спортом, едой, лошадьми и девушками.
— И к тому же хороший редактор, — пошутил Сталин, — хотя ее журнал трудно назвать серьезным изданием. Но очень важно знать, как вести хозяйство. Советской женщине должны быть известны подобные вещи.
Они неслись по Арбату.
— Но какая семья! Она до сих пор не избавилась от своего буржуазного происхождения — ты знал, что она училась в Смольном? Однако не стала докучать нам лекциями, как жена Молотова. Ведет хозяйство, печет пироги, растит детей, работает на благо партии. Она «перековала» себя в достойную советскую женщину.
— Согласен, товарищ Сталин, — подтвердил Берия.
— Я уже в десятый раз буду смотреть фильм «Волга-Волга», — сказал Сталин. — Но каждый раз это для меня как праздник! Я знаю его наизусть!
— Я тоже, — ответил Берия.
По широким пустым проспектам они подъезжали к Кремлю в окружении автомобилей охраны. Впереди замаячили кроваво-красные башни древней крепости, ворота медленно распахнулись, готовясь их проглотить.
Светофор горел зеленым. Караул отдал честь. Шины взвизгнули на брусчатке мостовой.
— Сквозь эти ворота входил сам Иван Грозный, — тихо проговорил Сталин. Он жил в Кремле уже более двадцати лет — дольше, чем в родительском доме, дольше, чем в семинарии.
Сталин посмотрел на Берию, сидевшего с закрытыми глазами.
— Скажи, Лаврентий, — громко проговорил он, указывая своей трубкой, и Берия, вздрогнув, проснулся. — Где Сашенькин отец, капиталист Цейтлин? Я помню, мы его «отрабатывали». Он все еще в тюрьме или его расстреляли? Можешь выяснить?
9
— Мне понравилась статья «Как танцевать фокстрот», — призналась Сашенька, занимая свое рабочее место.
Прошло два дня, она сидела в своем кабинете на Петровке, в редакции «Советской женщины». Тут на стенах висели портреты Сталина, Пушкина, Максима Горького; на столе стояли фотографии Вани в форме во время последнего первомайского парада, снимки Снегурочки и Карло, серый телефонный аппарат и очень маленький серый сейф, в самом углу стола. Размер сейфа, количество телефонов и качество портрета Сталина — признаки власти. Это не был кабинет большого начальника.
— Мы должны развлекать наших читательниц, товарищ редактор, — сказала Клавдия Климова, ее пучеглазая заместительница, которая одевалась в отвратительные саваны Мосшвейпрома. — Но разве не должен журнал считаться с классовым происхождением фокстрота?
Сашенька была мастерицей играть в подобные игры: она сама была глубоко идейной и серьезно относилась к задачам, поставленным перед журналом.
Может, у Сашеньки и не прошло головокружение от Первомая, но правила она знала твердо: никогда не обсуждай руководство, а тем паче самого генсека. Тем не менее она надеялась, что слухи о ее приеме просочатся в редакцию. Она хотела, чтоб Клавдия и три редактора отделов узнали, кто приезжал к Палицыным на дачу! В конце концов, товарищ Сталин одобрил журнал и ее работу — почему бы не рассказать все коллегам? Несколько раз у нее чуть не сорвалось с языка, но она прикусила его… «Вернемся к фокстроту и джазу».
— Все согласны с заместителем редактора? Ставлю на голосование. — Все пятеро подняли руки. — Мы можем опубликовать следующую статью о джазе как выражении протеста американских негров против капиталистического гнета. Клавдия, ты сама напишешь или кому-то поручишь? А снимки? Мы разместим снимок профессионального танцора или пошлем фотокорреспондента в «Метрополь»?
Редколлегия согласилась разместить снимок профессионала: в «Метрополе» иногда встречаются чуждые элементы. Наконец они решили все вопросы.
Летучка была закончена. Сашенька вытащила «Герцеговину Флор» и прикурила от зажигалки. Она предложила всем сигареты. Остальные четверо тоже закурили.
— Знаете, Утесов и Цфасман на праздники играли у нас на даче.
Сашенька была не в состоянии удержаться и не похвастать хоть чуть-чуть.
Повисло неловкое молчание, Сашенька тут же пожалела о сказанном.
— Они дадут журналу интервью? — спросила Клавдия.
— Ну, тогда, при сложившихся обстоятельствах, я не могла просить, — сказала Сашенька, выпуская струйку голубого дымка.
— Но я над этим подумаю.
Раздался стук в дверь, вошла секретарша Сашеньки, Галя.
— Вас ожидает автор.
— Ему назначено?
— Нет, но он очень самонадеян. Он говорит, вы знаете, кто он, и хочет извиниться.
В боку у Сашеньки закололо, как будто она взбежала на гору.
— Вероятно, это писатель Беня Гольден, — произнесла она. — Какая наглость! Очень невоспитанный человек. Галя, скажи ему, что у меня нет времени.
— Беня Гольден? — переспросил Сашенькин коллега, Миша Кальман, кладя портфель на стол и затягиваясь. — Он напишет статью для журнала?
— Откуда вы его знаете? — спросила Клавдия, выпучив глаза. Она не двигалась с места, а когда затягивалась, раздавалось чмокание.
— Я с ним не знакома. Но он приезжал к нам на дачу на праздники.
— Наверное, устраивали большой прием, — заметила заместитель редактора, одетая в бесформенный грязно-коричневый сарафан. — Утесов, Цфасман, теперь еще и Гольден.
Сашенька пожалела, что похвасталась гостями. Она повернулась к Гале.
— Я не желаю с ним встречаться. Он должен договориться о встрече. Кроме того, я слышала, что он исписался: за два года не выдал ни строчки. Галя, передайте ему, пусть уходит.
— Хорошо, товарищ, — ответила Галя.
— Нет, подождите! — воскликнул высоким растерянным голосом Миша Кальман.
Галя повернулась, собираясь выйти.
— Передай ему, Галя, — настояла Сашенька, Галя направилась к двери.
— Подожди! — заявил Кальман. — Я поклонник его творчества. Нашему журналу так редко выпадает возможность сотрудничать с писателями его калибра! Нельзя упускать такую возможность!
Выпуклые, как у большого красного рака, глаза Клавдии вытаращились на Сашеньку.
— Неужели вы позволите личному возобладать над общественным? — удивилась она.
Сашенька почувствовала, что опасно переигрывает в своей неприязни. Искупавшись в величии самого Сталина, она внезапно почувствовала великодушие. Кроме того, может, она слишком близко приняла все к сердцу?
Может, Беня не такой уж и негодяй?
— Подожди минутку, Галя, — наконец сказала она.
Галя, хихикая, остановилась.
— Товарищи, нам необходимо решить, действительно ли мы хотим, чтобы он написал статью в «Советскую женщину».
Клавдия заметила, что Гольден вместе с Эренбургом и Бабелем был членом советской делегации на Конгрессе писателей в Париже в 1936 году. А в 1937 году принимал участие в мероприятиях, посвященных столетию со дня смерти Пушкина.
