— Мило, — пробормотала она. — Я — новое воплощение Бланш Дюбуа
[25]
.
Такой эффект создавался благодаря ее ночной сорочке и ее взъерошенному виду, и немудрено, она только что встала с постели. После беспокойной ночи даже сорочка от «Диора» выглядела дешевой тряпкой. И весьма откровенной тряпкой. Обычно тщательно уложенные в салоне волосы Софии сейчас пребывали в полном беспорядке, а глаза все еще были замутнены сном. Что касается сорочки, то София питала тайную страсть к откровенным ночным одежкам и без зазрения совести потакала этому своему капризу.
Она покупала их не для того, чтобы произвести впечатление на мужчину. С Грегом она познакомилась, еще учась в колледже, а студенты, как правило, очень любят девушек с большой грудью, и не важно, во что они одеты — в старенькую футболку или в платье от-кутюр. Софии нравилось ощущать деликатное прикосновение шелка и кружева к своей коже. Ночные сорочки стали для нее последним бастионом женственности и молодости. Если она начнет покупать фланелевое белье в духе ее бабушки, то это будет равносильно поражению.
Софии совсем не улыбалось раньше времени записывать себя в старушки.
Но, святые небеса, как же холодно! Дом был старый, с высокими потолками и плетеными ковриками на деревянном полу. Дрожа всем телом, она оглядела старомодную спальню с выцветшим лоскутным одеялом на кровати, мраморным столиком для умывальных принадлежностей и хлопчатобумажными занавесками на окнах с рисунком из цветов и птиц. Вся обстановка комнаты указывала на то, что ею давно никто не пользовался, о чем свидетельствовал и едва уловимый запах кедра, исходивший от простыней.
София привезла с собой изысканный кашемировый халат, но он остался в другой сумке, запертой в багажнике взятой напрокат машины, вместе с тапочками. Критически осмотрев свои сапоги, женщина заметила, что на одном из них осталась запекшаяся кровь. Как могла, она оттерла ее влажной салфеткой и обулась. Ее сапоги на высоких каблуках в сочетании с откровенной ночной сорочкой придавали ей потрясающе разнузданный вид.
«Не хватает лишь кнута и наручников, — подумала она, — и вот вам готовая госпожа ваших эротических фантазий». На кресле-качалке София заметила вязаную шаль ручной работы и поспешно укуталась в нее.
Щенок тявкнул и сделал лужу.
— Ох, ради всего святого! — София воззрилась на стремительно распространяющееся пятно на плетенном коврике у двери. Теперь она отчетливо вспомнила причину, по которой не любила собак. Она осторожно свернула испорченный коврик и, держа его на весу, стала спускаться вниз по лестнице вдоль стены, заклеенной выцветшими розовыми обоями. Песик преданно следовал за ней, как утенок за мамой-уткой, перескакивая со ступеньки на ступеньку и едва не свалившись у основания лестницы. Он не ушибся и продолжал внимательно смотреть на Софию. Несмотря на испорченный коврик, она не смогла сдержать улыбки. В действительности она сама виновата в случившемся. Этот песик еще совсем малыш, и мочевой пузырь у него крошечный. Ей бы следовало вывести щенка на улицу, как только она проснулась.
София миновала гостиную с полами из твердых пород древесины, направляясь на кухню, откуда доносился упоительный аромат свежесваренного кофе.
К кухне примыкала кладовая, окна которой выходили на бескрайние заснеженные поля.
— Доброе утро, — произнес глубокий жизнерадостный голос.
Ной Шепард вошел в дом через заднюю дверь. Плечи его были засыпаны снегом.
София чуть не выронила коврик.
— Ох! Я… э-э-э… — Глядя на него, она лишилась дара речи.
Мужчина, облаченный в короткую двубортную куртку из плотной шерстяной ткани в клетку, выцветшие джинсы и теплые непромокаемые ботинки, показался ей персонажем книги о благородном лесорубе. Или переодетым принцем. «Я попала в сказку», — подумала София.
Судя по выражению лица Ноя, которое можно было читать как открытую книгу, он думал о ней что-то совершенно иное. Он окинул взглядом ее полупрозрачную сорочку, заставив Софию плотнее запахнуть на груди шаль. Затем Ной посмотрел на ее ноги, не скрытые короткой сорочкой. Даже с наложенной на колено повязкой благодаря сапогам она, должно быть, выглядела как стриптизерша, готовая к танцам на шесте. Пристальный взгляд Ноя напоминал взгляд подростка и лишь подтверждал непреложную истину — не родился еще мужчина, которому не нравилась бы стриптизерша на шесте.
Наконец София обрела дар речи и нарушила неловкое молчание:
— Щенок обмочил коврик.
— Позвольте мне его забрать.
Он протянул за ковриком руку в перчатке и скрылся в кладовой. Мгновение спустя оттуда донесся звук работающей стиральной машины. София мыла руки над раковиной, когда Ной вернулся.
— Полагаю, вы уже познакомились с Опал, — произнес он. — Я называю ее Опал.
Так это девочка, подумала София.
— Почему именно Опал?
— Представления не имею. Разве, выбирая имя, я должен был искать в этом какой-то скрытый смысл?
— Думаю, нет. Так она новый жилец в вашем доме?
— Временный, — ответил Ной. — Она появилась на свет в большом помете, но мать отвергла ее.
— Это ужасно, — печально произнесла София.
— Такое иногда случается. Я выкармливал ее из бутылочки.
— Вы шутите!
— О бутылочном кормлении? — Он пожал плечами и принялся мыть в раковине посуду. — Мне часто приходится так делать. А вас это шокирует?
— Я никогда прежде не встречала человека, который выкармливал бы животных из бутылочки, — призналась она.
— Вот, только что отнял Опал от груди. — Как будто в подтверждение его слов щенок отыскал на полу свою миску из нержавеющей стали и принялся деловито поглощать корм.
София никогда прежде не слышала слов «отнимать от груди», исходящих из уст мужчины.
— Кажется, она неплохо справляется.
Ной кивнул.
— Моя следующая задача — найти ей хозяина.
— Она спала со мной ночью.
Ее слова, похоже, возбудили его любопытство, потому что он снова воззрился на нее с неослабевающим, почти подростковым интересом. София почувствовала себя обнаженной и в то же время необычайно бесстыдной. Драматичный развод и его последствия привели к тому, что женственность ее превратилась в защитную броню, которая сейчас таяла под жарким взглядом Ноя. Возраст тридцать девять лет и приближающееся сорокалетие — малоприятная пора жизни, поэтому откровенное внимание Ноя Шепарда заставило Софию уверовать в собственное могущество.
По крайней мере, в данный момент.
Женщина поправила шаль и прочистила горло, решая про себя, объяснить ли хозяину, почему она одета столь неподходящим образом, или предоставить ему возможность думать все, что душе угодно.
