— Знаю, — только и ответил Эдди на его невысказанный вопрос.
— Эй, смотри! — Тан указал в море. Пара рыболовецких траулеров направлялась обратно к берегу. — Сегодня будут свежие помои, а?
Эдди несколько секунд разглядывал приземистые суда, вокруг их кильватерных струй вились чайки. Никакой логической причины для их возвращения попросту нет. Савич собирается бросить китайцев под сенью извергающегося вулкана, так с какой же стати утруждаться, чтобы накормить их? Затем заметил, что они идут быстрее обычного: вокруг тупых носов вздымаются пенные буруны, а птицам приходится изо всех сил работать крыльями, чтобы поспеть за ними. Их трюмы пусты, понял Эдди, попутно отметив, что и направляются они не к пристани, а забирают в сторону буксирного катера, приготовившегося стаскивать обогатительный цех с берега.
Чувства Эдди обострились до предела, послав в кровь дозу адреналина, заставившего хотя бы на время забыть об усталости и боли. Должно быть, русские охранники почувствовали то же самое. Сжав оружие чуть крепче, они инстинктивно устремились на закрытые позиции.
— Иди за мной, — приказал Эдди.
Они с Таном находились возле промывочных желобов, в двадцати ярдах от обогатительного цеха. Если его опасения оправданы, они оба тут как на ладони. Он повел Тана вокруг дальней стороны длинных металлических столов и вверх по склону, пытаясь оказаться как можно дальше от надвигающегося перекрестного огня.
— Что происходит? — выдохнул запыхавшийся Тан.
Прежде чем Эдди успел открыть рот, с ближайшего траулера прогремела автоматная очередь. Дюжина спецназовцев уже залегла на удобных позициях, так что они могли не обращать внимания на огонь с моря, сосредоточившись исключительно на ликвидации индонезийских охранников, обративших оружие против них. Менее чем за пять секунд перестрелка достигла яростного накала. Трассирующие очереди прошивали серую мглу, повисшую в воздухе, будто лазерные лучи, кося без разбора слишком медлительных или несообразительных рабочих, не догадавшихся убраться подальше.
В сражение уже ввязались человек пятьдесят, а то и более, индонезийцев, и с каждой минутой в бой вступали все новые, пытаясь взять русских числом, но превосходная выучка и более совершенное оружие русских более чем уравнивали шансы сторон. Никто на закрытых позициях не был даже ранен, а когда ситуация стабилизировалась, спецназовцы начали отстреливать своих противников одного за другим, почти не встречая сопротивления.
Момент для предательства подгадали практически безупречно. Савич и Ян Паулюс находятся на круизном лайнере, где хранится золото. Сикх, — скорее всего, архитектор этого коварного двурушничества — уже на буксире вместе с горсткой своих клевретов надзирает за перевозкой. Пока океанский буксир привязан к обогатительной барже тросом толщиной в несколько дюймов, капитану судна нечего и думать пуститься в бегство.
Из трубы другого буксира, привязанного к сухому доку, вырвался угольно-черный дым, и черная вода под его кормой забурлила под напором могучих винтов. Они пустились в бегство, не дожидаясь, пока сухой док совершенно опустеет.
Толпа охранников бегом ринулась под гору мимо Эдди и Тана. Они дежурили там, где рабочие размывали склон из гидропультов. Спрятавшись за валуном, Сэн выждал, пока один из охранников не оказался рядом. Молниеносным движением Эдди врезал основанием ладони индонезийцу в нос. Не столько сила Эдди, сколько инерция охранника сломала ему нос и вогнала обломки в мозг. Он испустил дух еще до того, как упал лицом в грязь.
Эдди огляделся, убеждаясь, что его нападения никто не заметил, и схватил упавший «АК-47».
Чувствуя, как адреналин еще бурлит в жилах, он обернулся к Тану и бросил:
— Пробил час расплаты.
«Орегон» угодил в зубы самого неистового шторма в Охотском море за последнюю четверть века. Слияние двух областей низкого давления создало ненасытные дыры в атмосфере, засасывающие огромные массы воздуха со всех сторон света, так что ветер выл упырем, срывая верхушки волн. Небо превратилось в серую пелену, льнущую к морю, и их единство лишь время от времени раскалывали голубые электрические трезубцы молний. Температура упала градусов до сорока, и по кораблю барабанил град с дождем, налетая на него почти горизонтальными пластами.
Корабль взбирался по спинам высочайших волн, подгоняемый своими высокотехнологичными двигателями, пока не начинало казаться, что нос вот-вот проткнет клубящиеся тучи. Потом нос разрубал гребень широким клином, вздымая пену до самого верха трубы. Судно зависало на вершине волны, казалось, на целую вечность, отдавшись на волю неистовствующего ветра, а потом скатывалось вниз, вскинув корму, и двигатели вдруг смолкали, лишившись воды, которую можно было бы гнать через сопла водометов. И тут же вой ветра, стихающего в ложбине между волн, умолкал, и на корабль нисходил сверхъестественный покой. И на протяжении всего падения корабля массой одиннадцать тысяч тонн команда с мостика видела лишь мчащийся навстречу черный океан.
«Орегон» вонзался в море так, что нос уходил вглубь по первый ряд люков. Внезапное торможение сшибало с ног каждого, заставляя незакрепленные электрические шнуры хлестать по потолку. Магнитогидродинамические двигатели с визгом снова гнали корабль вперед с такой силой, что нос раздвигал воду и возносился из хлябей. Поток воды глубиной по пояс прокатывался по всей палубе, омывая деррики и врезаясь в надстройку с такой силой, что содрогалось все судно. А затем вода пластами падала через перила и била из шпигатов, будто из брандспойтов.
И когда судно, наконец, отряхивалось от воды, нос начинал снова задираться вверх, чтобы начать мучительное восхождение к гребню следующей волны, и все повторялось сызнова.
И лишь две вещи позволяли «Орегону» хоть как-то продвигаться вперед вопреки столь могучему шторму — его выдающаяся силовая установка и несокрушимая воля его владельца.
Кабрильо сидел, крепко пристегнутый к своему командирскому креслу в оперативном центре, одетый в джинсы, черный свитер и матросскую шапочку. Он не брился с тех пор, как «Орегон» ворвался в шторм, так что его щеки и челюсть покрывала густая щетина. Его голубые глаза покраснели от переутомления и напряжения, но взгляд их не утратил своего хищного блеска.
Вахту нес старший командный состав, и потому у руля находился Эрик Стоун. Жидкокристаллические дисплеи его поста давали ему панорамный обзор со всех сторон, так что он мог предвидеть самые большие волны и принимать контрмеры. Он настолько тонко чувствовал движения рулей и дроссельных заслонок, что мог выжать из «Орегона» больше скорости, чем его созданный по последнему слову техники автопилот.
Хуан смотрел, как он управляет кораблем, поглядывая на индикаторы скорости над центральным дисплеем. Скорость относительно воды, скорость относительно дна и дрейф измерялись с помощью глобальной спутниковой системы позиционирования, и до нуля скорость громадного сухогруза падала, лишь когда он доходил до дна ложбины между волнами.
Во время этого безумного броска через Охотское море Кабрильо пустил осторожность по ветру в самом буквальном смысле, пытаясь обогнать стремительно движущийся шторм. Призом в этой гонке будет то, что он первым доберется до берега, где по данным транспондера находится Эдди Сэн. Шторм продвигался на север со скоростью восьми узлов, так что «Орегон» и его команда терпели его непрерывную пытку уже двое суток. Хуан и думать не желал, каким перегрузкам подвергаются двигатели, вежливо объяснив Максу Хэнли, куда тот может засунуть свое недовольство.
