Четыре кувшина. Четыре человека. Группа. Не для связи, информацию может передать и один. С какой целью? И — кто? Кочевники не могут замаскироваться и не засветиться в крохотном городке… Или кто-то принял и спрятал, или…
Через час начиналось совещание. Через два — путч. Гамаюну хотелось плюнуть на все и ударить по «орлятам» — немедленно. Покончить одним ударом и тут же бросить освободившиеся силы на поиски таинственной четверки. Удерживал категоричный приказ Таманцева: «орлят» первыми не трогать, ждать, когда выступят. Генерал редко вмешивался в дела Отдела. Очень редко. Но приказы его в этих редчайших случаях не обсуждались…
Даже тревогу объявлять было бесполезно — все и так в полной готовности. Оставалось лишь ждать. Стиснуть зубы и ждать.
X. Совещание. Начало
1
Майор Кремер вставил в шприц-пистолет очередную карпулу — уже третью. Маркировки на крошечных прозрачных цилиндриках не наблюдалось — капсулы отличались лишь цветом эластичной пробки-поршня. Кремер сменил одноразовую иглу и потянулся к руке пациента с закатанным рукавом. Тот неприязненно посмотрел на шприц-пистолет.
— Все, все, уже последняя… — сказал майор тоном врача, профессионально врущего пациенту, что «не больно ни капельки».
Таманцев, единственный свидетель этой сцены, сдержал усмешку. Бывает же такое — тридцать два года, здоровый мужик, повоевавший, всякого навидавшийся, дважды раненый, а к уколам до сих пор — как пятиклассник.
— Ну вот и все, — Кремер промокнул место укола ваткой, в воздухе резко пахнуло спиртом. — Теперь таблетки. Эти четыре сразу — глотай и запей. Запивай, запивай… Эти четыре через час, плюс-минус десять минут. Не забудь только, а то в бараний рог скрутит— таблетки нейтрализуют побочное действие уколов. И — вот капсула. Оболочка не желатиновая, не растворится — держи под языком или за щекой. Когда начнется, при первых симптомах — раздави зубами. Действие мгновенное… Возьми и запасную — мало ли что, вдруг проглотишь по запарке. Это не страшно, пройдет насквозь невредимой…
Кремер сложил свои медицинские причиндалы в аккуратный крохотный чемоданчик. Сказал, обращаясь к Таманцеву:
— Это всё. Всё, что я могу сделать без более детальной информации. Должно сработать. Последействие, конечно, будет малоприятным, но… Выбора, как я понимаю, нет?
Генерал молча кивнул головой. Сказал пациенту, застегивающему рукав:
— Все, Гриша. Заступай на пост.
Когда Гриша ушел, Таманцев спросил Кремера жестко, в лоб:
— Что значит: «должно сработать?» С какой вероятностью должно?
— Процентов восемьдесят гарантирую. Еще пятнадцать — вариант частичного подавления. Ну а оставшиеся пять… Сам понимаешь.
Таманцев понял. И решил принять меры. Точнее одну, простенькую, без изысков, меру. На всякий случай…
2
— Товарищи офицеры! — все двадцать семь человек встали, даже пятеро штатских, присутствующих на расширенных заседаниях у Таманцева. Остальные — подполковники, полковники, майоры. Вся верхушка Девятки.
Вошел Таманцев.
— Вольно, садитесь, — и тут же, почти без паузы, выдал, как в лоб из трехдюймовки:
— Товарищи офицеры, информирую: сегодня, в 12.38 по местному времени, произведено плановое отключение аппаратуры технического сооружения номер два, в том числе изделия 13Н7. Отключение прошло успешно.
Про относительно бесшумные пистолеты-винтовки-автоматы с глушителями знают все. Про аналогичные пушки-бомбы-ракеты не слышно. Или нет таковых, или информация до ужаса засекречена.
Оказалось — есть! Есть бесшумные бомбы! Одна из них сейчас ахнула в полном людей кабинете Таманцева. И всех — наповал. Кроме самого генерала, Гамаюна и майора Кремера. Таманцев и Гамаюн — знали, а Кремер не просто знал, но и отсутствовал. Хотя по должности должен был участвовать в совещании обязательно. Странно. Очень странно.
До чего все-таки люди надеялись на отключение. Даже те, кто говорил: не стоит, не стало бы хуже, ничего не известно и все опасно, — даже те в глубине души надеялись, что кто-то рано или поздно нажмет кнопку и разорвет стиснувшую Девятку тугую петлю кошмара…
Гамаюн цепким взглядом обводил ошарашенные лица. Вроде реакции у всех соответствуют… Именно так и должны реагировать люди, в один момент осознавшие: всё навсегда. Не придется в уютной московской квартире рассказывать о приключениях в Великой Степи начала железного века. И не доведется стать Героями России и первыми хрононавтами, и испытать славу почище гагаринской — не придется. Взамен этого надо будет драться за свою жизнь — весь этой жизни остаток… А того, чем они привыкли драться, с каждым днем будет становится все меньше…
К главе администрации г-же Мозыревой сие, впрочем, не относится. Ее главное оружие — демагогически-демократическая болтовня — всегда при ней. Да вот не в цене как-то здесь и сейчас… Не доросли тут до общечеловеческих ценностей и абстрактного гуманизма. А здешнего, конкретного, гуманизма г-жа не понимает. По-другому у нее мозги устроены. Для нее это не гуманизм — брать второй, третьей, четвертой женой вдов павших родственников и друзей (и усыновлять детей) — для нее это полигамия, групповуха, разврат. Проще говоря, промискуитет. И когда уходящие от погони степняки перерезают горло раненому, обессилевшему другу, не выдерживающему бешеной скачки — это для нее не гуманизм, избавляющий от позора плена — но жестокость, садизм и варварство…
Карахар посмотрел на побледневшее, с прыгающими губами лицо г-жи Мозыревой и улыбнулся. Улыбка у него была жесткая.
…Генерал Таманцев выдержал паузу после своего сообщения удивительно точно — все успели осознать и проникнуться, но пока не начали ахать и предлагать рецепты спасения: снова включить и выключить, или включить и не выключать, или попробовать включать-выключать в разных режимах.
Таманцев сказал просто:
— Продолжим совещание. Что у нас в повестке? Продовольственный вопрос? Пожалуйста, Василий Петрович, слушаем вас.
Полковник Радкевич не сразу отошел от известия: не мог найти в папке нужные бумажки, путал цифры по сгущенке с цифрами по тушенке — но главное и без того ясно: с голоду они не умрут. С мясом, рыбой, яйцами проблема не стояла. Но увеличивать долю примесей в муку хлебопекарня уже не в силах. И так не хлеб, а черт знает что. Надо или расширять торговлю с кочевниками, что невыгодно, ибо зерно у них не свое, тоже где-то выменивают — или срочно восстанавливать второй опреснитель — исключительно в видах поливного земледелия; для начала можно использовать пустующие площади внутри периметра, между водозабором и четвертым сооружением — грех тратить столько сил на охрану огромного пустыря…
Помаленьку полковник оправился и начал атаку на Отдел и Гамаюна — надо понимать, кое-какие расследования на черном рынке продуктов вплотную подошли к завязанным на Радкевича людям… И он решил атаковать первым — дабы все последующие попытки ухватить за скользкий полковничий хвост представить как сведение счетов. Начал полковник издалека…
