— А где же доктор Проктор? — спросила Лисе и посмотрела вверх.
Он скользил. Но очень медленно, обхватив перила ногами и постанывая от боли.
— Де дапрягайся так сильдо! — крикнула фрекен Стробе.
По-видимому, профессор последовал ее совету, потому что заскользил быстрее и вскоре — бах! — уже лежал на полу, распространяя запах жженой ткани своих брюк и пытаясь дуть на обожженные ноги.
Высоко вверху хлопнула дверь, и Лисе запрокинула голову. В просвете лестницы на последнем этаже она увидела лица. Черные лица в обрамлении седых волос. Потом по лестнице прокатился рык:
— Уроды! Они там! Назад в лифт! Быстро!
— Бежим! — Лисе кинулась к единственной двери, которая обнаружилась в поле зрения.
За дверью оказался холл, битком набитый людьми. Лисе, не останавливаясь, бросилась к входной вращающейся двери, профессор и фрекен Стробе старались не отставать. Вылетев на площадь Хольберга, они устремились к парковке.
— Оди преследуют дас! — кричала за спиной Лисе фрекен Стробе.
— Они нагоняют! — кричал где-то далеко позади доктор Проктор.
Лисе бежала со всех ног. Она знала, что нужно делать, чтобы не превратиться в вафли.
Подпрыгнув повыше, она красиво пролетела по воздуху и опустилась прямо на сиденье МСК (это значит «мотоцикл с коляской», разумеется), нажала ногой на рычаг стартера, одновременно выкрутив ручку газа. Мотоцикл не завелся.
Она нажала еще раз.
Безрезультатно.
Еще раз.
То же самое.
Она услышала, как запрыгнула в коляску фрекен Стробе. Увидела доктора Проктора. Быстро обернулась. Преследователей не было видно, зато было слышно. Длинные и жутко неприятные когти поспешно скребли по асфальту. Закамуфлированные до невидимости бестии догоняли.
Лисе подпрыгнула и навалилась на рычаг зажигания всем весом.
Тррррын-тыдын-тыдын!
Итак, мотор завелся, но толку-то? Лисе ведь ни разу в жизни не управляла мотоциклом.
— Сцепление и передача! — крикнул Проктор. — Сцепление и передача!
«И где искать это сцепление и передачу?» — гадала Лисе, дергая все подряд.
Когти скребли асфальт уже совсем рядом. Лисе нажимала и крутила все рычаги и рукоятки, какие видела. И тут она почувствовала, как кто-то оседлал мотоцикл позади нее и положил руки ей на плечи.
— Вот как надо! — Это был доктор Проктор.
Мотоцикл выехал на полосу и помчался прочь.
— Теперь давай направо, — шептал Булле, повернув голову так, чтобы видеть синеватый лягушачий язык Грегора, который уже проник через решетку в двери камеры.
— Кува? — простонал Грегор с широко открытым ртом.
— Направо. Загни язык за угол. Где-то там, в коридоре, сидит Йоран.
— Ве агу, — простонал Грегор.
— Надо, — сказал Булле. — Это наш единственный шанс спастись.
Обессилевший Грегор все-таки сумел вытянуть язык. Вытянуть так далеко, что кончик языка завернул за угол и исчез из поля зрения.
— А теперь двигай его дальше на ощупь, — шептал Булле. — Связка ключей, скорее всего, лежит у него на коленях.
— Оу!
— Что свуилось? Извини, что случилось?
— Яык пвивевз!
— Что?
— Оу-оу!
— Тсс! Разбудишь Йорана.
Тут Булле увидел язык и понял, что хотел сказать Грегор.
Язык примерз к холодным как лед прутьям решетки! Булле с ужасом вспомнил, как он не раз поддавался искушению лизнуть холодную как лед стойку ограды и примерзал к ней. И освободиться можно было только ценой страшной жертвы — дернув языком так, чтобы оторвать его, оставив примерзший слой на металле. Но у него-то был маленький язык. А у Грегора…
— Тяни его к себе, — велел Булле.
— Ольно, — сказал Грегор со слезами в голосе.
— Дергай! — строго сказал Булле и закрыл глаза.
И услышал, как язык с треском оторвался от решетки, когда Грегор откинул назад голову.
— Оу! Оу-оу!
«Втройне оу»! — подумал Булле и открыл глаза.
Лягушачий язык лежал на холодном грязном каменном полу, словно кусок замороженного до синевы китового мяса.
— Молодец, Грегор. Продолжай.
Синий кусок мяса стал извиваться. Но опять замер.
Грегор вздохнул.
— А утал, Вулле.
— Не думай об усталости! Мы должны спасти мир, Грегор! Не забывай!
— Вевавижу мив!
— Тогда вспомни, что надо спасать фрекен Стробе.
Наступила тишина. Потом язык зашевелился.
— А ошел до ео нохи, — прошептал Грегор.
— Выше, — сказал Булле.
— Кхолено, — сказал Грегор.
— Выше.
— Бедхо.
— Выше.
— А это… сто это? Гватхое и твевдое…
— Это…
Булле догадался, чего коснулся язык Грегора, и порадовался, что Грегор этого не видит. Но, судя по всему, тот и сам понял.
— Фу! — Грегор закрыл глаза и стал плеваться.
Они услышали, что в коридоре к ритмичному храпу добавилось довольное похрюкивание. Булле не удержался и захихикал. Прикованный к стене, приговоренный к смертной казни Булле трясся от смеха.
— Не сдавайся, Грегор, — прошептал Булле сквозь смех. — Нашел ключи?
– ‘А, — сказал Грегор. — Свясха хлютей. У вехо на кхоленях.
— Прекрасно! Бери!
Булле смотрел, как язык сматывается обратно, будто серпантин, и вот уже изо рта Грегора торчит только кончик языка. А на кончике языка висит тяжелая связка ключей. Этими ключами мы сможем открыть все, что захотим, подумал Булле. И висячие замки на цепях, и решетку камеры, и дверь в Тюремную башню, и служебные двери во двор, чтобы незаметно убежать. Абсолютно все. Была только одна маленькая проблема.
– ‘Ак мы отопвем хамки со скованными вуками?
Вуками? Ах да, точно, у них ведь руки скованы. Булле так далеко вперед не заглядывал.
Он с тоской посмотрел на Перри, но закрытый в банке паук с каждой минутой терял силы. Ждать помощи с его стороны не приходилось.
Свобода была так близко — и так далеко.
