То, что Могенс увидел в ее бледном свете, скрутило его желудок и все потроха таким приступом тошноты, какого он не знал ранее.
Насколько хватало взгляда, вся поверхность земли пробудилась к липкой, кишащей, ползучей жизни. От воронки водоворота не осталось и следа, но он значительно подкорректировал число безмозглых тварей в сторону увеличения. И вообще, он уже не был уверен, что сотрясение, которое он недавно ощутил, было на самом деле. Копошащаяся масса этих жутких тварей показалась ему достаточной, чтобы взять в расчет, что их подъем из недр мог вызвать содрогание земли.
— О Боже, Боже, — бормотала мисс Пройслер. Она смотрела из-за его плеча на площадь. — Что это? Доктор Грейвс, что это за ужасные создания?
— Не знаю, мисс Пройслер. — Грейвс снова обрел самообладание. Из голоса исчезла дрожь с трудом подавляемой паники, а лицо приняло прежнее надменное выражение. — Я исследователь древности, моя дорогая, а не биолог.
— Вы только что говорили, что знаете… — Мисс Пройслер откашлялась и приступила заново совсем другим тоном: — Не надо, не обманывайте меня. Вы знаете, что это значит.
— Хотел бы я, чтобы это было так, — ответил Грейвс. — Но, даю вам честное слово, не знаю. Какой-то вид улиток или червей, или подобных животных, могу сделать предположение.
— В таком количестве? — мисс Пройслер покачала головой. — Не могу поверить.
Прошло время, прежде чем Грейвс заговорил снова, а когда заговорил, Могенсу почудился в его голосе особенный, задумчивый и в то же время озабоченный тон.
— Должно быть, землетрясение вынесло их на поверхность.
— Землетрясение?
— Да, — подтвердил Грейвс, а через пару секунд добавил едва слышным голосом: — Или что-то другое.
Хотя в палатке горели сразу две лампы, по-настоящему светло не было. Жесткий белый луч от обоих фонарей некоторым образом разогнал тьму, которая, подобно стае испуганных крыс, разметалась по углам, схоронилась за камнями и в трещинах. Он размыл все контуры, линии и грани, лишая предметы узнавания, но все они были здесь в наличии, смутными тенями и где-то на грани видимого и невидимого возникало давящее чувство, будто ноющий зуб, который можно вырвать, но боль из памяти никогда не истребить полностью. Тьма была здесь. Она притаилась на трепещущей границе, обозначенной бледным лучом света, и подстерегала на том конце шахты, в непосредственной близости от них. Там царство тьмы приготовилось всосать их или попросту поглотить. Мысль вступить в единоборство со всепоглощающей тьмой, которая, может быть, поджидала с тех времен, когда времени еще не было, казалась смехотворной и внушала страх.
— О чем задумались, профессор?
Могенса словно неведомая сила вырвала из мрачных размышлений, но ему потребовалась всего лишь секунда, чтобы распознать голос мисс Пройслер, и еще одна, чтобы понять, с какой стороны он идет. Сколько же времени он размышлял? Возможно, она не один раз задавала этот вопрос, прежде чем ее голос пробился через стену страха, воздвигнутую его подсознанием. Он с трудом повернул тяжелую голову и посмотрел на нее.
Мисс Пройслер сидела, как еврейский портной, на том конце маленькой палатки, возможно, по воле случая так далеко, насколько позволяло небольшое пространство, и смотрела на него взглядом, полным тревоги. Она переоделась, и сейчас на ней было простое платье из грубой хлопчатобумажной ткани, без каких-либо украшений, даже без легкомысленных рюшей и оборок, которые могли бы стать помехой при лазанье или в которых можно вообще запутаться. К нему простые полусапожки и широкополая шляпа, скорее подходящая для английского ипподрома, чем для экспедиции к центру земли; Вообще-то она должна бы выглядеть смешно в этом наряде, но ничего подобного не было, напротив, весь ее облик излучал спокойную уверенность, словно впитал в себя жесткость света двух рудничных ламп, распространявшегося с едва улавливаемым шипением.
— Ни о чем, — ответил Могенс с некоторым опозданием.
— Ни о чем? — мисс Пройслер укоризненно показала головой. — Никто не думает ни о чем, мой дорогой профессор.
— Я только… немного пофилософствовал, — чуть поколебавшись, ответил Могенс.
— Не позволите ли мне принять участие в вашем философствовании?
Могенс невольно посмотрел на вход в палатку. Где же Грейвс? Минут десять назад он ушел за Томом, который почему-то опаздывал, и Могенс не в первый раз поймал себя на мысли, что сам не знает, чего хочет больше: чтобы Грейвс поскорее вернулся или чтобы не возвращался вовсе.
В памяти всплыло то, что он однажды читал о солдатах, ждущих начала великой битвы. Якобы они никак не могли дождаться сигнала к атаке, хотя каждому из них было ясно, что выживут немногие. Тогда, прочитав сообщение, он подумал, что это полный абсурд, а сейчас понял на своей шкуре, что это такое. Нет ничего хуже ожидания. Даже если знаешь, что-то, чего ждешь, будет страшным, когда начнется.
— Профессор? Вы хотели мне что-то рассказать.
Могенсу не верилось, что мисс Пройслер может всерьез заинтересоваться его мыслями. Но он чувствовал подоплеку ее вопроса и подарил ей мимолетную благодарную улыбку.
— Я размышлял о тьме.
— Той, что там, внизу? — мисс Пройслер показала на лестницу, три перекладины которой торчали наружу из шахты. — Она вас страшит?
— Нет, — поспешно ответил Могенс, но мисс Пройслер не приняла его ответ во внимание.
— Разумеется, вам страшно. Только вы не хотите в этом признаться, потому что, как мужчина, вы не желаете показаться в моих глазах трусом. Но знаете, мужество без страха — не мужество, а глупость.
Могенс тихонько засмеялся.
— Мне казалось, вы хотели принять участие в моих философствованиях.
— О тьме? — мисс Пройслер покачала головой. — Что о ней размышлять? У нас есть лампы.
Могенс посмотрел в ту сторону, где притаились тени.
— И тем не менее. Она повсюду, мисс Пройслер. Она была прежде всего. Так написано и в вашей Библии.
Мисс Пройслер немедленно нахмурила брови, но только на один миг. И Могенс понял, что ее неудовольствие вызвало слово «вашей».
— А потом Господь сказал: Да будет свет! И стал свет. — В ее голосе слышался материнский упрек.
— Да, но для этого Он должен быть, понимаете меня, мисс Пройслер? Вот в чем разница. А прежде Бога было Ничто. Сплошная тьма.
— Бог был всегда. И пребудет во веки веков.
В принципе, Могенс был не в настроении вести теологические дискуссии, и уж тем более не с ней. И все-таки он сказал:
— Может быть, мисс Пройслер. Но давайте выведем Бога из игры… — Он быстро поднял руку в успокаивающем жесте, когда мисс Пройслер хотела возмущенно вскочить. — Я знаю, что, по вашему мнению, это невозможно, но давайте сделаем на короткий момент такое допущение. И что тогда остается? Должно быть нечто, от чего будет свет. Энергия, движение, энтропия…
