Как только девушка оказалась наверху, она тут же вырвалась и на коленях, помогая себе одной рукой, отползла в глубь пещеры. Могенс мешком свалился на пол, и ему пришлось восстановить дыхание, прежде чем он смог выдавить из себя несколько слов:
— Спасибо тебе… за помощь… Джонатан.
— Ты и сам прекрасно справился, — усмехнулся Грейвс. — К тому же я не испытывал особого желания позволить выцарапать себе глаза. — Он снова перегнулся через карниз и крикнул: — Том! Поторопись!
В ответ снизу взлетела винтовка Тома. Грейвс ловко поймал ее на лету. Могенс с удивлением удостоверился, что и тут его сомнения в отношении Тома были неуместны. Быстро и проворно, как комнатная муха, он пополз по гладкой отвесной стене и уже через пять секунд оказался возле них.
И как раз вовремя.
Не то чтобы Могенс увидел тех существ первым. Скорее он почувствовал их приближение, причем совершенно новым, непостижимым способом — будто у него появилось шестое чувство. Он вдруг ощутил, что на него неотвратимо надвигается нечто абсолютно чуждое, насквозь неправильное.
И тем не менее он чуть было не закричал, когда увидел этих созданий.
Их была не одна дюжина, и после того, что он слышал от Тома, поначалу было совершенно естественным предположить, что речь шла об упырях. Но упырей было всего три-четыре впереди колонны. А дальше… те были другими.
У Могенса не хватило бы слов, чтобы описать чужеродность этих созданий. Ни одно из них не было похоже на другого. И ни одно не было человеком, даже если на первый взгляд нечто человекоподобное и виделось — то есть они были прямоходящие, на двух ногах, имели туловища, руки и головы. Однако то, что на первый взгляд казалось знакомым, на второй оборачивалось жуткой пародией на всякую живую тварь.
Могенс полагал, что гибрид человека и шакала было самым ужасным из всего, что только можно себе представить. Может, так оно и было. Только вот весь представимый ужас оказался еще не самым большим ужасом.
Нет, нет и нет.
Процессия невообразимых чудовищ, передвигавшаяся вниз по крутой тропе, состояла напрочь из монстров: полулюдей-полуживотных. Может быть, именно поэтому зрелище казалось таким невыносимым. Может быть, Могенса не ранил бы их вид до самых глубин его человечности, будь они абсолютно неведомыми инопланетными созданиями. Но нет, таковыми они не были, и как раз то, что в них казалось подобием человека, возмущало его душу больше всего. Здесь были существа с крыльями и отвратительными хищными клювами, гибриды из человека и змеи, женщины и крокодила, мужчины и сокола, ребенка и скорпиона — покрытые чешуей, слизью, иглами, шерстью. И они…
Могенса как молнией поразило осознание того, чем они были.
Те, что шествовали внизу, под ними, не являлись причудливым порождением слепой фантазии.
Это были египетские боги.
Могенс опознал не всех. Некоторым, возможно, так никогда и не нашлось места в пантеоне богов Египта. Некоторые, возможно, никогда не показывались людям, другие появились лишь после того, как народ фараонов давно исчез с лица земли, иные же были настолько ужасны, что таким демонам даже в людских легендах не нашлось места. Но многие были знакомы. Здесь были Гор, Тот, Сет и Ра, Бастет и Себек и другие низшие боги, чьи имена никогда не были зафиксированы, но которых Могенс узнавал по их изображениям.
В этот момент, глядя на эту безумную процессию, он и сам почувствовал себя на грани безумия — а может быть, уже и за гранью.
Как удалось оттуда выбраться, он не знал. Возможно, на самом деле и не удалось. Что-то в нем сломалось и непоправимо и безвозвратно застряло в том сером сумеречном мире, существующем на грани света и тьмы, в котором обитают не только безумие, но и все страхи и надежды.
Но и это еще было не самым страшным. Как бы ужасен ни был облик этих существ, страшнее того, что он видел, оказалось то, что он чувствовал. В их движениях виделось что-то неправильное, что невозможно облечь в слова, потому что нет таких слов ни в одном земном языке. Но не только движения, все в них было фальшивым, неестественным, поддельным.
— Ну, и что это значит? — донесся до него голос Грейвса.
Могенс недоуменно уставился на него.
— Ты сказал: «здесь не место», — пояснил Грейвс. — Что ты имел в виду?
Могенс не помнил, что он говорил что-то подобное, но если не исходить из того, будто Грейвс умеет читать мысли, значит, сказал. Внезапно, хоть и задним числом, он испугался, что Грейвс говорит в полный голос, и только потом заметил, что паноптикум жутких тварей давно удалился от их убежища.
— Они не из нашего мира, — наконец едва слышно выдавил из себя Могенс бесцветным хрипловатым голосом.
— Да, именно к такому выводу и приходишь, когда видишь их собственными глазами, убедился?
Могенса передернуло от неуместно веселенького тона Грейвса.
— Боюсь, они и на самом деле такие несимпатичные, как выглядят, — продолжал развлекаться Грейвс. — Но это, как говорится, дело вкуса. С какой точки зрения смотреть.
— Тебе это кажется смешным? — холодно спросил Могенс.
— Да нет, — Грейвс энергично замотал головой. — И не может быть. Извини, если я неправильно выразился. Мне вовсе не до насмешек. Я понимаю, что ты чувствуешь при виде их. Со мной было то же самое, когда я увидел их впервые. Они отвратительны, ужасны, и, я уверен, в самом деле крайне опасны. Но ты, как ученый, не должен ни на секунду забывать, что они такое.
— И что они такое на ваш взгляд, доктор Грейвс?
Нет, этот вопрос исходил не от Могенса, его задала мисс Пройслер. Она так и не сдвинулась со своего места ни на шаг, но, совершенно очевидно, слышала каждое слово. А поскольку она не видела прошествовавших чудищ, то полагала, что речь по-прежнему идет об упырях, и это привело ее в ярость.
— Существа иного мира, мисс Пройслер, — невозмутимо ответил Грейвс.
— По мне, так скорее сатанинские твари.
— Вы не поняли, — спокойно продолжал Грейвс. — Дело здесь не в неизвестных биологических видах. Это не какие-то неведомые животные, которых привез какой-нибудь исследователь из Африки или Азии. Речь не о каких-то белых пятнах на географической карте или в земной науке. — Его голос потерял обычную заносчивость и звучал теперь скорее как терпеливый урок учителя, в тысячный раз вдалбливающего непонятливым ученикам сложный материал, хотя и без всякой надежды, что они смогут в нем разобраться. — Эти существа — порождения совершенно иной эволюции, мисс Пройслер. Их не с чем сравнить в нашем мире.
— На что вы намекаете? — подозрительно осведомилась мисс Пройслер.
— На то, что нет причины страшиться самого факта их существования. Ничего предосудительного в этом, конечно, нет. Это понятно, но неправильно. Эти существа нам совсем чужды. Мы-то, люди, не всегда уживаемся друг с другом, так чего же ждать, что сможем без предубеждения встретить созданий другого мира.
