И вправду, бледный свет все больше напоминал предрассветный полумрак, чем зеленое мерцание, наполнявшее подземный мир. Тем не менее мисс Пройслер с сомнением посмотрела на Грейвса:
— Дневной свет? Но это…
— …значит, что на Земле уже рассвело, — взволнованно перебил ее Грейвс. — Мы немного задержались в пути, но какое это теперь имеет значение? Через несколько минут будем на воле. Мы сделали это!
Могенс не спешил разделить энтузиазм Грейвса. Разумеется, он тоже почувствовал облегчение, но мысленно произведя подсчет, пришел к выводу, что, с тех пор как они прошли через врата в церемониальной палате, минуло самое большее два часа. Если даже время здесь текло тем медленнее, чем опаснее развивались события, все равно снаружи не мог настать день.
— Очевидно, в этом мире не властвуют наши законы, — сказал Грейвс, заметив его скептический взгляд. — Не ломай над этим голову, Могенс. Главное, что сейчас имеет значение: мы сделали это!
Могенс отнюдь не был в этом уверен. Серое пятно из размытого становилось все более отчетливым, когда теперь Грейвс не светил туда своей лампой. Но что-то с ним было не так.
Мисс Пройслер снова бросила Могенсу взгляд, на сей раз он прочел в нем неподдельное беспокойство. Он даже усомнился, что она так крепко прижимала девушку к себе только ради того, чтобы дать ей ощущение тепла и защищенности. Возможно, этот жест имел двойной смысл. По меньшей мере, за время их последних злоключений Могенс окончательно понял, насколько сильной натурой оказалась эта женщина — но это вовсе не значило, что иногда и ей самой не требовались поддержка и защита, какими она щедро наделяла всех вокруг.
Барка продвигалась вперед мучительно медленно, как ему казалось. Серое пятно в конце туннеля приближалось с такой неспешностью, будто барка все больше мешкала, чем ближе подходила к цели. Могенс все еще не мог определить, что его так смущает, однако чувство это не только не ослабевало, напротив, крепло.
Пока он боролся с недобрыми предчувствиями, барка все замедляла ход. Наконец, Могенс отвлекся от своих невеселых мыслей и впервые за долгое время оглянулся по сторонам. До сих пор и смотреть было особо не на что. Грейвс во время всего путешествия неизменно направлял луч своего фонаря вперед, чтобы высматривать попадающиеся на пути камни и другие препятствия — правда, толку от этого было мало, ведь на барке не имелось ни весел, ни руля, чтобы сменить скорость или курс, — а теперь он поворотил лампу в сторону, чтобы ее свет растворял слабое свечение в конце туннеля, так что глазам Могенса предстала совершенно иная картина.
Если бы он не видел подземного города и не знал, на что стоит обращать внимание, он бы никогда не додумался, что видит искусственное сооружение, а не естественным путем образовавшуюся пещеру. Время стерло следы тысячелетних иероглифов и рисунков, как не оставило и намека на каменотесные работы и искусно вырезанные линии рельефов. Некогда тщательно отполированные блоки, облицовывавшие стены и свод, за бессчетные столетия покрылись наслоениями известковых пород, были разъедены влагой и солью, и за долгие миллении стали пористыми от плесени, гнили и терпеливого труда микроскопических организмов. Тут и там из потолка вывалились и ушли под воду целые плиты, стены осели и деформировались, так что тот факт, что они еще поддерживали свод, противоречил всем законам природы.
И чем ближе они подходили к источнику серого света, тем заметнее были разрушения. Будто они не только проделывали путь назад, но и совершали обратное путешествие во времени. Если раньше, спустившись по лестнице за вратами, они очутились в прошлом за многие тысячи лет, то теперь возникало ощущение, что все эти века проплывают мимо них назад в том же размеренном темпе, в каком скользила по водам барка. Неведомая сила, которая оберегала подземное царство от разрушительной власти времени, здесь, на дороге к концу туннеля, медленно отступала. Даже Могенс — и то только потому, что знал, чего искать — на последнем отрезке едва мог различать искусственные формы: линию, слишком прямую, чтобы быть созданной рукой природы, угол, слишком точно построенный, округлость, чрезвычайно ровную. Однако менее внимательный путник, случайно попавший в эту пещеру, никогда бы не натолкнулся на мысль, что здесь есть нечто, не возникшее естественным образом. Даже водная поверхность не была больше гладкой — из нее то здесь, то там торчали зубцы скал, острые края обрушившихся камней, которые образовали целый лабиринт, — и было чудом, что барка передвигалась по узкой быстрине, ни разу не напоровшись на что-нибудь.
И тут послышался скрежет. Две-три секунды Могенсу еще удавалось уговаривать себя, что это всего лишь камни, царапающие днище лодки, но и тогда он знал, что это вовсе не так. Более того, он знал, откуда исходит скребущийся звук.
Саркофаг.
Поскребыванье и царапанье раздавались из саркофага. Звук был не громче, чем в первый раз, но характер его странным образом изменился: он стал целенаправленнее и агрессивнее… И на этот раз все было наоборот: не его фантазия порождала звук, а скребущийся звук вызывал картины в его голове.
Они были слишком ужасны, чтобы отдаться им, но действительность представала не более радужной и не давала ни малейшего шанса на самообман. Не он один услышал этот звук. Мисс Пройслер распрямила спину и посмотрела на саркофаг — пристально и встревоженно. Выражение ее лица мало выдавало ее внутреннее состояние, но безмятежным оно явно не было.
— Так, значит, дерево скрипит, да? — спросила мисс Пройслер. В словах должна была звучать ирония, однако ее голос слишком дрожал, и лицо покрылось мертвенной бледностью.
Грейвс нервно потер здоровой рукой подбородок.
— А что же еще? — пробормотал он.
Из саркофага снова донеслось царапанье, на этот раз куда более яростное, и Могенс позволил себе заметить:
— Может быть, тебе стоило подумать об этом раньше? Прежде чем посылать нас на эту барку?
Это было несправедливо, он и сам знал. Грейвс среагировал соответственно.
— У нас был не слишком велик выбор, если ты помнишь, друг мой! — рявкнул он. — Да и чего ты переполошился? Там ничего нет. Черт из табакерки, выскакивающий в последний момент, чтобы утащить отважных героев в преисподнюю, существует только в плохих романах.
Из глубины саркофага, словно в знак одобрения, опять заскреблось. Грейвс занервничал сильнее и еще неистовее тер подбородок. На этот раз левой рукой. И что-то в этом жесте, что Могенс не сразу осознал, привлекло его внимание. Лишь долгой секундой спустя он понял, что. Рука Грейвса не обрела свою прежнюю форму, но и такой размозженной, как прежде, она уже не была. Если бы не лопнувшие швы перчатки, увечье вряд ли бросилось бы в глаза.
— Может быть, просто выбросим за борт эту ужасную штуку? — нервозно предложила мисс Пройслер.
— Давайте попробуйте, — язвительно скривился Грейвс. — Думаю, «эта штука» весит с тонну, если не больше. Но вас ведь это не остановит?
Мисс Пройслер поджала губы, одарила его негодующим взглядом, но своего предложения повторять не стала. Грейвс отвернулся и принялся вглядываться в даль за бугом. Из саркофага раздался приглушенный лязгающий звук, который напоминал щелканье ножниц.
