— А владелец?
— Какой-то шотландец, сущий болван. Я предложил ему пятьдесят тысяч, чтобы потом не возникал. Но этот дурак отказался. У меня есть и копия письма, и запись нашего с ним разговора. Теперь, конечно, я жалею, что он не принял наших денег. Но кто мог предвидеть, что на торгах появится этот безумный японец? Черт, да он нас как липку ободрал!
Какое-то время герцог задумчиво молчал. Об оконную раму билась муха, жужжала назойливо и громко в полной тишине.
— Чимабью, — пробормотал герцог. — Дуккио. Бог ты мой, да у нас вот уже многие годы не появлялось ничего подобного! Сколько же это может стоить? Семь, восемь миллионов?… Послушай, утряси все вопросы с владельцем, и побыстрей. Я санкционирую. Так, теперь кого пригласим для реставрации? Людей из Колберта?
— Слишком большая организация. Много людей. А люди болтают. Лично я пригласил бы Эдварда Харгривза. Он один из лучших в мире, работает самостоятельно и держит язык за зубами.
— Неплохая идея. Займись. Поручаю это тебе. Дашь знать, когда реставрация будет завершена.
Эдвард Харгривз, неразговорчивый и мрачный человек, действительно работал один, в своей мастерской в Хэммерсмите. Восстанавливая поврежденные или закрашенные работы старых мастеров, он творил настоящие чудеса.
Он прочитал отчет Карпентера и подумал, что неплохо бы прежде проконсультироваться с профессором. Но затем решил, что главный реставратор Института Колберта будет оскорблен и возмущен тем, что столь почетное дело поручили кому-то другому. И Харгривз, что было вполне в его характере, решил промолчать. При этом он знал высокую репутацию института и цену подписи под документом самого профессора Карпентера, а потому намеревался использовать в своей работе сделанные в докладе выводы. Слейд, вице-председатель совета директоров «Дома Дарси», лично привез ему натюрморт в мастерскую, и Харгривз сказал, что ему потребуется две недели.
Он поставил картину на подрамник, в студии, где окна выходили на север, и на протяжении двух дней просто смотрел на нее. Толстый слой масляной краски следовало снимать с величайшей осторожностью, чтобы не повредить находящийся под ней шедевр. И вот на третий день он приступил к работе.
Две недели спустя в кабинете Слейда раздался звонок.
— Ну-с, мой дорогой Эдвард? — Голос его дрожал от нетерпения.
— Работа закончена. Все слои краски сняты, и то, что было под натюрмортом, видно со всей ясностью и четкостью.
— А цвета? Наверное, столь же ярки и свежи, как в пору создания картины?
— О, да, не сомневайтесь, — ответил голос в трубке.
— Я выезжаю, — сказал Слейд.
— Думаю, мне лучше самому привезти эту картину, — осторожно заметил Харгривз.
— Отлично! — расплылся в улыбке Слейд. — Тогда мой «Бентли» будет к вашим услугам ровно через полчаса.
И он тут же позвонил герцогу Гейтсхеду.
— Отличная работа, — одобрительно процедил председатель. — Давайте взглянем на нее вместе. В моем офисе, ровно в двенадцать ноль-ноль.
Некогда он служил в Колдстримском гвардейском полку
[19]
и в разговорах с подчиненными любил уснащать речь чисто военными оборотами.
Без пяти двенадцать в кабинете председателя появился посыльный, установил подрамник и вышел. Ровно в двенадцать в кабинет в сопровождении Перегрина Слейда вошел Эдвард Харгривз. В руках он нес бережно завернутую в мягкую ткань картину. Сэр Гейтсхед благожелательно кивнул, и реставратор поставил ее на подрамник.
Затем герцог с громким хлопком открыл бутылку дорогого французского шампанского «Дом Периньон». Разлил его по бокалам и предложил гостям. Слейд принял, Харгривз вежливо отказался.
— Итак, — сияя улыбкой, произнес герцог, — что мы имеем? Дуккио?
— Э-э, на сей раз нет, — сказал Харгривз.
— Ну, удивите же меня! — воскликнул Слейд. — Неужели сам Чимабью?
— Не совсем.
— Просто сгораю от нетерпения, — сказал герцог. — Ну же, чего вы ждете? Срывайте покрывало!
Харгривз повиновался. Картина отвечала описаниям Карпентера из Института Колберта. Прекрасное письмо, в точности соответствующее стилю раннего Ренессанса Флоренции и Сиены.
На заднем плане средневековый пейзаж, мягкие пологие холмы, одинокая колокольня. На переднем плане фигурка. Но не человека, а библейского осла, с грустью взирающего прямо на зрителей. И с огромным половым органом чуть ли не до самой земли, точно его растянули. На среднем плане действительно красовалась неглубокая лощина с дорогой в центре. На дороге, у выхода из долины, виднелся крохотный, но вполне различимый «Мерседес-Бенц».
Харгривз сделал неопределенный жест рукой. Слейду показалось, что у него сейчас случится сердечный приступ. На секунду он даже возжаждал, чтоб его прямо здесь, на месте, хватил инфаркт, но потом подумал, что лучше все же не надо.
По лицу герцога Гейтсхеда было видно, какая тяжелая внутренняя борьба происходит в его душе. В конце концов благородное происхождение взяло верх над гневом, и он, не говоря ни слова, вышел из комнаты.
Час спустя достопочтенный Перегрин Слейд покинул «Дом Дарси» раз и навсегда.
Эпилог
До конца сентября успело произойти немало примечательных событий.
В ответ на ежедневные настойчивые звонки сотрудник агентства новостей из Садбери наконец-то сообщил, что на имя мистера Макфи поступило письмо. Переодевшись рыжеволосым шотландцем, Трампи отправился туда поездом. В конверте лежал чек из «Дома Дарси» на сумму в 265 тысяч фунтов.
Используя безупречные документы, созданные все той же Сьюзи на компьютере, он открыл счет в банке «Барклай», в городке под названием Сент-Питер Порт, что на Нормандских островах, в этом свободном от налогов британском раю. Когда его чек там проверили, приняли, превратили в деньги и положили на счет, он, не мудрствуя лукаво, перешел через улицу и открыл еще один счет, уже на свое имя, в канадском банке «Ройал». Затем вернулся в «Барклай» и перевел деньги от мистера Хэмиша Макфи на счет мистера Трампингтона Гора. Управляющий банком был немного удивлен тем, с какой скоростью этот рыжеволосый шотландец открывает и закрывает счета, но промолчал, ибо не его это было дело.
Затем в канадском банке, плевать хотевшем на британское налоговое законодательство, Трампи взял два банковских чека. Один на сумму в 13 259 фунтов был отправлен Колли Бернсайду, который мог теперь хоть до конца жизни плавать в море своего любимого кларета. Для себя Трампи снял со счета 1750 фунтов наличными — так, на мелкие расходы. Второй чек предназначался Бенни Эвансу и Сьюзи Дей, и сумма там была проставлена весьма внушительная — 150 тысяч фунтов. Оставалось еще сто тысяч, и совершенно счастливые канадцы получили возможность подписать долгосрочное соглашение с мистером Трампингтоном Гором, согласно которому они должны были выплачивать ему ежемесячно по тысяче фунтов в месяц до конца его дней.
