– Нет, есть одно... – Он мягко отстранил ее от себя. – Посмотри на меня! Смотри на меня лучше, Летти!
Она залилась румянцем и опустила глаза. Он настойчиво повторил:
– Посмотри мне в лицо, Летиция, и скажи мне тогда, что тебе не в чем прощать меня.
Длинные ресницы поднялись; карие глаза были затуманены.
– О чем вы говорите? – спросила Летти.
– Ты не знаешь меня? Ты не узнаешь? Смотри хорошенько, дитя мое!
Она смотрела, широко открыв глаза, в которых проступали изумление и догадка.
– Но... но... но нет, этого не может быть!
– Чего не может быть?
– Вы не можете быть... вторым братом Кэйт Мерриот, – проговорила она. – Но ваши глаза... и нос... и...
– Я не брат ей, – сказал Робин. – Догадайся, Летти! Ты уже близка к разгадке.
Она отступила на шаг назад.
– Вы не... о, не можете ведь вы... как же это?..
– Я – Кэйт Мерриот, – сказал Робин и ждал, не спуская с нее глаз.
С лица Летти сбежал румянец.
– Вы... вы? Женщина? Вы притворялись?.. Но этого не могло быть! Кэйт была женщиной!
Он отрицательно покачал головой; он уже не улыбался.
– О! – вскрикнула Летти. – О... Мало ли что я могла говорить... – Она смолкла в расстройстве.
– Клянусь честью, вы не говорили ей ничего такого, чтобы вы не могли сказать мужчине, – быстро проговорил он.
Летти смотрела на него в изумлении.
– Но это несправедливо! – молвила она. – Вы могли бы рассказать мне!
– Позволь мне объяснить, – отозвался он. – Ты выслушаешь меня?
– Да, пожалуйста! – сказала она плаксиво. – Но лучше бы, если бы вы тогда доверились мне!
Он протянул ей руку, и она вложила свою в его ладонь.
– Я и сам хотел бы этого, Летиция! Но меня приучали не выдавать секретов. А от этого секрета зависела моя жизнь.
Ее губки округлились в маленькое «О».
– Расскажите мне! – попросила она. – Вы знаете, что я прощаю вам все. И я никогда, никогда не выдам вас!
– Дорогая! – Он привлек ее к себе. – Я едва осмеливался думать, что ты простишь мне столь низкий обман!
Она опустила головку.
– Вы забыли – ведь вы Неизвестный герой, – застенчиво проговорила она.
– Не такой уж я герой, дитя мое; я беглый якобит.
Она подняла голову; глаза ее заискрились.
– А я думала, что это так романтично – бежать с ненавистным Мэркхемом! – вскричала она. – Расскажите мне все!
Робин разразился веселым смехом. Она удивилась.
– Как, вы не думали, что я так легко приму это? – спросила она.
– Да нет, конечно, я бы мог догадаться, – сказал Робин и подхватил ее на руки. – Дорогая моя, меня зовут Робин, и я авантюрист. Выйдешь ли ты за меня замуж?
– Мне нравится ваше имя, и мне бы тоже хотелось стать авантюристкой, – сказала Летти. – Это возможно?
– Увы, скорее, ты станешь виконтессой, – сказал Робин и посадил ее к себе на колено.
Не так-то просто было все рассказать по порядку, и Летти слушала, широко открыв глаза в изумлении. Когда она услышала, что Питер Мерриот на самом деле Прюденс Тримейн, она ахнула от неожиданности. Выслушав все, она жалела только, что не узнала обо всем этом раньше.
– А Тони знал? Тони?
– Дорогая моя, это Фэншо освободил ее от арестовавших ее служителей порядка, – сказал Робин. – Он увез ее к своей сестре. Завтра я еду туда.
Летти поразилась:
– Т-тони связал стражников? Т-тони остановил их карету? Как... как?
– Он совсем не так флегматичен, как казалось, – поддразнил ее Робин. – Разгадка в том, что он хочет жениться на ней.
– О, а я-то думала, что он хотел жениться на тебе! – воскликнула Летти. – И он все время знал о вас, и... – это самая удивительная вещь, что я слышала в жизни! Как это чудно, Робин! Я так рада, потому что я очень люблю Тони. Но как твоя сестра изображала мужчину!.. Какой храброй и умной ей надо было быть!
– Как и ее брату, – поклонился Робин. – У меня тоже слабость к маленькой фее с бархатными глазками. Но все равно, я признаю, что сэру Энтони повезло. Моя Прю чудо что за девушка!
– И вы... и ты меня так обманывал! – сказала Летти, но в голосе не было и капли обиды. – Боже мой, но простит ли меня твоя сестра? Ведь это я виновата, что ее арестовали! Ведь я сказала этим противным следователям, что у тебя каштановые волосы и средний рост. Я ведь и не думала, что они схватятся за мистера... то есть твою Прю, Робин. Ты уверен, что теперь ей ничего не грозит?
– Совершенно уверен, дитя мое. Робина Лейси больше нет. Есть только Роберт Тримейн.
– И никто не догадается, что ты был Кэйт Мерриот, – сказала Летти. – Даже я не догадывалась, пока ты не велел глядеть на себя как следует; да и то я не могла поверить глазам. О Робин, Робин! Я знала, что ты придешь опять, но я была так несчастна! Был такой ужаснейший скандал, и тетя так меня пилила!..
– Ну теперь, – сказал Робин, прижав ее к себе, – это уж мое дело смотреть, чтобы ты была всегда счастлива. И я это сделаю.
– Я уже счастлива, – сказала Летти в его плечо. Вдруг ей в голову пришла какая-то мысль; она подняла голову и сказала с некоторым злорадством: – Вот теперь тетя увидит, что ничуть я себя не погубила! Да еще буду виконтессой! То-то у нее будет глупый вид!..
Глава 32
КОНЕЦ СТРАНСТВИЙ
Робину было приказано привезти сестру в Бэрхем-Корт – дедовский дом, где их должен был ожидать милорд. Последний написал любезнейшее письмо миледи Эндерби, выражая благодарность за ее доброту и умоляя оказать ему честь погостить у него. Он намеревался пригласить и сэра Хамфри, и Летти Грейсон, и леди Лоуестофт и, разумеется, сэра Энтони Фэншо. Он начал обдумывать две свадьбы; Робин чувствовал, что замышляется нечто великолепное.
Что же касается неожиданного завершения всех событий, то у Робина просто захватывало дух. Казалось, больше нет места сомнениям: старый джентльмен оказался настоящим Бэрхемом, и время авантюр подошло к концу. Но как это было похоже на него – заставить своих детей сомневаться до последнего. Это давало ему возможность сделать красивый жест. И ведь так было всегда, размышлял Робин, на протяжении всего маскарада. Простота была непереносима для его светлости; он наслаждался жизнью, только если находился в сети интриг; он любил совершать невозможное. Менее причудливый ум мог бы доказать, кто он таков, куда проще и более непосредственно. Менее фантастически настроенный человек, может быть, не стал бы требовать присутствия сына и дочери в городе. Они могли бы незаметно перебраться во Францию и ждать там конца дела. Робин понимал, чего хотел этот мощный ум. Старый джентльмен желал, чтобы его дети видели его триумф; он бы не ощутил и половины удовольствия, если бы они не были рядом – теряющиеся в догадках, разрываемые тревогой и, наконец, пораженные будто громом. Еще ему нравилось дурачить свет. Он бросил дочь и сына прямо в берлогу льва, ряженых, так что никто не мог и догадаться. Робин очень хорошо представлял себе наслаждение отца. Старый джентльмен снова показал, насколько он превосходит всех остальных изобретательностью, для него это было подобно глотку свежего воздуха.
