Он относился к тем неуютно напряженным людям, которые многих выводят из себя, словно его жизненные ритмы были чересчур быстрыми или же нервные окончания слишком стремительно передавали сигналы. Казалось, на сердце лежит груз множества непрощенных обид или же он готов за грош забить человека до смерти.
— Это же пустыня, — заметил Родригес. — Она постоянно меняется.
— Я кое-что смыслю в пустынях, — проворчал Биляль.
— В таком случае ты должен знать, что ветер дует так, как ему вздумается, заметает песком скалы, меняет форму кактусов, иногда, кажется, перемещает целые… вот он!
Луч фонарика, пробившись сквозь грязное ветровое стекло, осветил трещину в земле, перерастающую в полноценный овраг. В это время года воды не было, и даже высохшая грязь превратилась в растрескавшуюся керамику.
Овраг тянулся ярдов двести и, дойдя до возведенного вдоль границы забора, проходил под ним. Если немного потрудиться, дыру в ограждении можно расширить так, чтобы в нее протиснулся грузовик. Затем еще ярдов сто плохой, но проходимой колеи до длинной прямой дороги, ведущей к большому шоссе. Левый поворот на пересечении — и дальше прямой путь в брюхо Америки.
— Подожди, — сказал Биляль. — Эй вы, старые псы, прекратите болтовню! Здесь места сложные и опасные.
Увы, доктор Фейсал его не услышал. Он как раз высказывал крайне важное замечание насчет древнегреческого мифа о Прометее, который принес людям огонь, за что был наказан Зевсом. После долгих размышлений почтенный ученый пришел к выводу, что легенда стала плодом того, что еврей Юнг назвал «коллективным подсознанием». На самом деле Прометей принес вовсе не огонь — речь шла о предвестии пришествия Мухаммеда, а огонь олицетворял гибель западного мира.
Профессор Халид возразил, что это слишком вольная трактовка предмета.
— Согласен, — сказал он, — тематика многих греческих мифов позволяет предположить, что их создатели в своем видении идеала подсознательно чувствовали, что ему недостает чего-то существенного, чему еще только суждено произойти, заявить о себе и провозгласить истину. И все же едва ли можно с такой определенностью приписывать конкретным мифам какой-либо определенный смысл.
— Да нет же, можно, можно, можно! — с жаром воскликнул доктор Фейсал. — Можно! Вы читали в оригинале древнегреческие тексты? А я читал и заявляю, что в каждом мифе есть…
— Заткнитесь! — рявкнул Биляль. — Здесь очень опасно. Вы, болваны, понятия не имеете, что происходит. Держите свои старые пасти на запоре до тех пор, пока мы не пересечем границу и не окажемся в Аризоне. Вот тогда сможете болтать сколько душе угодно.
— По-моему, пришло время молитвы, — заметил доктор Фейсал.
— Сегодня молитвы отменяются, — отрезал Биляль, — с позволения Аллаха. Уверяю, он поймет.
Грузовик катил по ухабистой дороге, раскачиваясь на рессорах, подпрыгивая на камнях, продираясь сквозь растительность, то и дело сшибая кактусы. Поскольку овраг был глубиной всего пять футов, грузовик не скрывался полностью под землей: он торчал фута на полтора над поверхностью, и когда впереди наконец показалось ограждение, стало понятно, что несколько нижних рядов проволоки придется перерезать.
— Что это было? — вдруг встрепенулся Биляль.
— Тебе померещилось, — успокоил его Родригес.
— Да нет же. Смотри, вон там, прямо в…
Что-то воткнулось ему под ребра. Опустив взгляд, он увидел, что Родригес сжимает в руке сверкающий пистолет, направив дуло ему в живот.
— Я очень сожалею, — виновато произнес мексиканец, — но должен сообщить о небольшом изменении планов.
Из темноты появились двое, освещая грузовик лучами фонариков. У обоих на головах красные ковбойские банданы, похожие на тюрбаны; оба держали в руках «АК-47» с небрежным изяществом тех, кому пришлось много пообщаться с оружием. Биляль отметил, что под джинсовыми куртками кобуры. Оба держались с вульгарной небрежной беспечностью израильских парашютистов.
— Выходите из машины, ты и старики, и мы посмотрим, что у вас такого важного, что вам приходится пробираться в Штаты нелегально, вместо того чтобы просто проехать через пограничный пост.
— Что он говорит? — всполошился доктор Фейсал. — Почему у него в руках оружие? Биляль, в чем дело?
Дверь кабины распахнулась, и бандиты схватили двух стариков и швырнули их на землю.
— А теперь без глупостей, — продолжал Родригес. — Я человек рассудительный, но вот мои приятели чокнутые. И здорово. Надеюсь, я смогу держать их в руках, но вы должны показать им, что относитесь ко мне с уважением, иначе они сильно разозлятся. И я знаю, сеньор, что у вас есть деньги. Знаю, что вы не отправились бы без денег в долгую поездку в Америку вместе с двумя старыми пердунами.
— У меня есть деньги, — поспешно подтвердил Биляль. — Много денег. Я заплачу. Так что давайте разойдемся с миром.
— Вот это разговор. Друзья мои, этот молодой человек готов сотрудничать, он все понял.
Один из громил подошел к Билялю, схватил его за лацкан видавшего виды пиджака и с силой толкнул в борт грузовика. Распахнув полы пиджака, оглядел Биляля сверху донизу и отступил назад, кивая.
— Говори, где деньги, — вкрадчивым тоном произнес Родригес. — Эмилио не любит, когда его заставляют ждать. Он очень нетерпеливый человек. Ты говоришь мне, где деньги, и я их забираю. О, и еще одно. Нам нужно будет заглянуть в кузов, посмотреть на сокровища, которые вы везете в Штаты. Должно быть, это что-то весьма любопытное, раз вы так ради них стараетесь.
— Это религиозные трактаты. Брошюры, в которых рассказывается об истинной вере.
— Ну да, конечно, так я и поверил. Кажется, ты считаешь меня полным дураком. К тому же истинная вера в Господе нашем Иисусе и его непорочной матери, язычник.
— Сэр, я…
Родригес ударил Биляля в лицо.
— Деньги, затем сокровища, мерзкая обезьяна!
— Да, конечно, сэр.
— Биляль, в чем дело? — окликнул профессор Халид. — Почему этот человек тебя ударил? Что это за люди?
— Скажи старику заткнуться, — процедил Родригес, — иначе Педро, боюсь, лягнет его в зубы.
— Профессор, все в порядке. Еще несколько минут — и мы снова тронемся в путь.
— А то как же, — усмехнулся Родригес. — А теперь говори, где…
Биляль ударил его в горло всеми пятью сжатыми вместе пальцами, сокрушая гортань. Отвратительно забулькав, Родригес тотчас же потерял всяческий интерес к своему пистолету. Биляль стремительно развернулся прямо перед поднимающимися дулами автоматов, однако руки его быстрее, чем у самого Аллаха, как говорили в учебном лагере. Правой рукой он схватил «рюгер» 38-го калибра, прилепленный скотчем к левому запястью, и в следующее мгновение выяснилось, что плохим ребятам, Педро и его приятелю, еще нужно передернуть затворы — ошибка дилетанта, которую ни за что не допустили бы Биляль и его соратники.
