Мик и Тони Зи молча сидели в тишине южной ночи, слушая шум ветерка. Взглянув на свой «Суунто», Боджер увидел, что времени уже почти три часа ночи. Какого черта делает здесь этот тип в такой поздний час?
Затрещала рация.
— Свэггер направляется в здание. Он подошел к двери и постучал.
Даниэльстаун, штат Южная Каролина,
«Арсенал стальной бригады»,
03.05
Ничего. Боб постучал снова, на этот раз громче, и услышал внутри какой-то шум, шаги по железной лестнице.
— Убирайтесь отсюда ко всем чертям, — произнес голос за стальной дверью.
— Полковник Чемберс?
— Я сказал, убирайтесь ко всем чертям! Придете завтра. Я буду здесь начиная с одиннадцати, дружище.
— Мне нужно с вами поговорить.
Даже сквозь дверь послышался характерный звук передернутого затвора ружья.
— Дружище, не испытывай мое терпение. Если я открою дверь, ты пожалеешь об этом, щенок. Я же сказал, черт побери, приходи завтра.
— Сэр, я сейчас просуну в почтовый ящик свое водительское удостоверение. Затем отойду на несколько шагов, а вы решите, хотите ли вы меня видеть.
— Проклятие, я же ясно сказал…
Но Боб уже вытащил из бумажника свои права, просунул их в щель и отступил назад.
Внутри здания воцарилась тишина.
Наконец дверь отворилась, открывая человека, внешне выглядящего так, как и должен выглядеть полковник морской пехоты в отставке: коренастый, короткая стрижка, под клетчатой рубашкой накачанная мускулатура, возраст около пятидесяти. В руке ружье, на квадратном лице очки.
Неожиданным выглядело выражение любви на физиономии.
Яркий луч фонарика осветил стоящего на крыльце Боба.
— Черт побери, — пробормотал Чемберс, — это действительно вы, да?
— Похоже на то, — подтвердил Свэггер.
— Твою мать!..
Полковник, преобразившийся в четырнадцатилетнюю девочку на концерте своего рок-кумира, подбежал к Свэггеру и едва не задушил его в объятиях. Его переполняло восторженное возбуждение. Затем хлынул поток признаний в любви, и Чемберс снова крепко прижал к груди старого снайпера.
— Полковник, — смущенно промолвил Боб, — я очень признателен, сэр, поверьте, однако на самом деле я здесь не для того, чтобы поболтать о прошлом. Сейчас меня интересует настоящее. Я работаю на правительство.
— Вы сейчас в ФБР?
— В каком-то смысле, сэр.
— Ладно, проходите, проходите в дом!
Они вошли внутрь, полковник закрыл дверь и снова включил сложную охранную сигнализацию. Затем провел Боба наверх по железной лестнице в коридор, стенами которого служила тонкая внешняя обшивка здания. В конце коридора находился личный кабинет полковника — храм, посвященный религии снайперов.
Одну стену целиком занимал огромный сейф для хранения оружия высотой в человеческий рост, вдоль остальных тянулись стеллажи с любимыми винтовками, переходящие в книжные шкафы, заполненные военными мемуарами, справочными пособиями и наставлениями по стрелковому искусству; далее располагался современный компьютер. За ним — изрешеченные пулями мишени, фотографии великих стрелков, в том числе Карла Хичкока и Чака Маккензи,
[19]
не говоря про снимок двадцатишестилетнего старшего сержанта Боба Ли Свэггера, уроженца Блю-Ай, штат Арканзас, сделанного по случаю его победы в национальном первенстве по стрельбе на дистанции тысяча ярдов. Сразу же бросалось в глаза, в чем страсть полковника Чемберса.
— Похоже на зал славы, — с благоговейным почтением произнес Свэггер.
— Это мой зал славы, — подтвердил полковник. — Не желаете что-нибудь выпить, ганни?
[20]
Я могу называть вас ганни?
— Друзья зовут меня Бобом, — сказал Свэггер.
— В таком случае будем друзьями, — произнес полковник голосом, проникнутым щенячьей любовью. — Я буду считать это большой честью. Что-нибудь выпьете? Такой случай требует обильного возлияния.
— Нет, сэр. На самом деле мне бы хотелось, чтобы это был обычный визит вежливости, однако в этом случае я бы пришел к вам в более пристойный час. Как я уже говорил, я здесь в полуофициальном качестве. Надеюсь, после того как это дело будет закончено, мы с вами станем друзьями.
— Ладно, — сказал полковник, — давайте посмотрим, что у нас получится.
— Я работаю в ФБР по временному контракту в качестве советника и консультанта по делу снайпера морской пехоты Рея Круса, который, как считалось, шесть месяцев назад погиб в Афганистане, однако сейчас он, возможно, находится в нашей стране, с недобрыми мыслями в голове… трагически недобрыми, по моему скромному суждению. Но я только что узнал, что вы были связаны с Крусом.
— Рей жив? — воскликнул полковник, и его лицо ожило. — Господи, какая это была бы радость! Вот за это я бы обязательно выпил, честное слово. Чертовски замечательный парень. Вы бы влюбились в него с первого взгляда, Боб. Вы с ним оба братья высокой травы и стрельбы на большом расстоянии.
— Сэр, возможно, это и так, и все то, что я узнал о сержанте Крусе, говорит об этом. Но если он жив, то попал в черный список правительства, сделав определенные угрозы. Если это действительно был он.
Боб не отрывал взгляда от глаз полковника, высматривая в них искорки, говорящие о каких-то скрытых знаниях. Он уже отметил выразительный спектакль «Рей восстал из мертвых», показавшийся ему вполне спонтанным и правдоподобным, и это плюс. Отрицательным фактом стало то, что Чемберс, услышав о гибели Рея Круса, не выразил ни малюсенькой капельки личной скорби. Чемберс вообще никак не отреагировал на это известие. А затем спохватился, словно вспомнив, каким должен быть его персонаж в драме.
— Когда я узнал о гибели Рея, у меня разорвалось сердце. Столько отличных парней сгинуло в этой войне, о которой половина страны даже не знает, а вторая половина ее люто ненавидит… Так не должно быть. Но не позволяйте мне оседлать своего любимого конька.
— Я говорил о том, что парень пошел своим путем. Это похоже на того Рея, которого вы знали?
— Несомненно, у него свои представления о том, что хорошо и что плохо. Он всегда стремился все сделать правильно. Но делал это тихо. Он не был ни крикуном, ни одержимым фанатиком. И никогда не останавливался на полпути.
Полковник рассказал о том, как Рей занимался с первой модификацией «СР-25» Стонера, в то время еще не принятой на вооружение. Он просиживал ночи в мастерской, разбирая винтовку по частям и снова собирая ее, чтобы проникнуть в ее религиозную суть. Крус хотел понять душу самого последнего винтика или пружинки. Просто не мог остановиться на полпути.
