– Кардан полетел.
Метров сто мы ехали с оторванным карданным валом, который чудом не воткнулся в какую-нибудь ямку! На скорости под девяносто нас бы вышвырнуло в придорожный арык и разбило о деревья. Но судьба лишь припугнула, главное ждало впереди.
Пока водитель возился с карданом, сопровождающий нас капитан, крикнув «тихо!», ни с того ни с сего распластался на дороге и приложил ухо к бетону.
– Там что, подземный телефон? – неловко пошутил я.
– Так точно, бетонка в здешних краях – надежный полевой телефон, – без тени улыбки пояснил он. – Шум колес, а особенно лязг гусениц, слышно за несколько километров. Почти как на железной дороге: поезд еще черт-те где, а рельсы уже гудят… Порядок, – вставая и удовлетворенно улыбаясь, сообщил капитан. Он отряхнулся и, с размаху хлопнув ладонью, выбил пыль из фуражки. – Гремят, родимые. По-моему, БМП. А может, танки. Вот только не пойму, к нам идут или от нас.
Минуты через три он снова лег на бетонку и радостно возвестил:
– К нам! Так что не тушуйтесь, успеем.
Если бы мы знали, что спешить-то как раз не надо, что неожиданная поломка кардана в прямом смысле слова спасла нам жизнь, тогда бы не костерили незадачливого шоферишку!
Из-за поворота показалась облепленная солдатами боевая машина пехоты. Оставив водителю автомат, мы взобрались на броню и помчались в аэропорт. А когда подъехали, сразу поняли, что нас здесь ждали, только… чуть раньше.
Аэропорт под Джелалабадом – довольно большой, обнесенный оградой и тщательно охраняемый. Здания аэровокзала как такового здесь нет, поэтому все пассажиры ждут свои самолеты прямо у дороги, в тени деревьев, особенно предпочитая ветви огромного карагача. По какому-то негласному уговору под ними собираются наиболее уважаемые люди и, конечно же, русские специалисты, солдаты и офицеры, отправляющиеся в отпуска и командировки.
Мы подошли к дереву и увидели, что оно расщеплено. А прямо под ним – дымящаяся воронка. Оказывается, ночью душманы пробрались к дереву и заложили под карагач мину с часовым механизмом. Часы были хорошие, и мина взорвалась точно в то самое время, когда должны были подъехать пассажиры, улетающие в Кабул на вертолете. Но «пассажиры» опоздали, на их машине полетел карданный вал. Вместо них погибли другие.
Эпизод № 3
То, что произошло дальше, на правду похоже мало, но, ей же ей, правда! Как только я взобрался в вертолет и пристроился на каком-то ящике, из кабины раздался ворчливый бас со знакомым характерным заиканием, причем не на согласных, а на гласных звуках.
– Ну вот, – донеслось из кабины пилота, – опять он. И когда я от этого проныры избавлюсь?! Ведь спрятался я за расстоянием в пять тысяч верст, так нет же – нашел. И где? В проклятом Аллахом Джелалабаде! – обрушился на меня какой-то громадный дядька и так принялся тормошить и обнимать, что только ребра трещали.
– Здорово, дружище! Здорово, чертушка! – растягивая гласные, почти пел он. – Как ты сюда попал? Какого лешего тебе тут надо?
И тут я его узнал!
– Гришка, ты ли это? – изумился я. – Ты-то здесь что делаешь? Ведь в Чернобыль ты попал отсюда. Неужто по второму разу?
– Попросили, – развел тот руками. – Разве можно отказать, особенно когда просит начальство? Да-а, – плеснул он мне чего-то из фляжки, – памятные были денечки, в Чернобыле мы поработали на славу…
* * *
Что и говорить, денечки действительно были памятные. Так случилось, что через две недели после чудовищного взрыва четвертого блока Чернобыльской АЭС я оказался в эпицентре тех грозных событий. А ночь с 25-го на 26 апреля 1986 года стала водоразделом, который расколол жизнь многих людей на далеко неравные части.
Как в наш обиход вошли понятия «до войны» и «после войны», так и слова «до Чернобыля» и «после Чернобыля» вошли в наши сердца и души.
Когда над четвертым блоком атомной электростанции поднялся огромный огненный столб, а небо засветилось каким-то жутким, нездешним светом, многие жители Припяти – города атомщиков – еще не спали. Одни выскочили на балконы, наивно и восторженно любуясь заревом, другие досадовали, что опять, мол, экспериментируют и людям спать не дают, а третьи занимали боевые посты и, включив сирены красно-белых машин, мчались на пожар.
В том-то и был трагизм ситуации, что никому и в голову не приходило, что взорвался реактор. Все думали, что горит крыша и, как могли, тушили полыхающий гудрон. Сменяя друг друга, пожарные бились с огнем, пока не задавили его окончательно, при этом получив тысячи рентген смертельно опасного облучения. Их успели доставить в Москву, пытались лечить но, через несколько дней, один за другим, они были похоронены на Митинском кладбище, причем на большой глубине: даже тела их оказались опасно радиоактивны.
Узнав обо всем этом, я тут же рванул в Чернобыль. То, что я там увидел – тема отдельной книги, и она написана. Но я никогда не думал, что день, проведенный с вертолетчиками, вспомнится таким неожиданным образом. И где? В охваченном войной Афганистане.
Никогда не забуду, как меня привезли на большущее поле, раскинувшееся на окраине Чернобыля и превращенное в аэродром, сказали: «Ждите, за вами придут» и оставили одного. Некоторое время я наблюдал, как один за другим приземлялись вертолеты, которые сбрасывали на аварийный реактор мешки с песком, бором и доломитом, а также тяжеленные свинцовые бруски: считалось, что они снизят уровень выделяемой реактором радиации.
Когда за мной наконец пришли, я чуть было не расхохотался: Пат и Паташон!
Старший, с погонами капитана, двухметровый детина, а рядом молоденький, кажущийся чуть ли не подростком, лейтенантик.
– Капитан Кармазин, – козырнул Пат. – Григорий, – как-то нараспев, добавил он и протянул руку, в которую легко бы поместился астраханский арбуз.
– Лейтенант Макеев, – козырнул Паташон, но, соблюдая приличия, руку подавать не стал: как известно, младший не должен этого делать первым.
– Мне сказали, что вы хотите слетать с нами на радиационную разведку, – забавно растягивая гласные, начал издалека капитан. – Спрашивается, зачем?
– Как это, зачем? – почувствовав подвох, обиделся я. – Чтобы рассказать об этом людям. А то ведь, знаете, многие нашему брату не верят, вы, мол, все выдумываете, а сами реактора и в глаза и не видели.
– Так вы хотите увидеть жерло взорвавшегося реактора?
– Ну, да.
– Это опасно.
– Но вы-то над ним летаете.
– Лета-а-ем, – чуть ли не запел он. – Но мы-то по долгу слу-у-жбы, а вам на кой черт подставляться?!
Тут я наконец понял, что такое неожиданное растягивание гласных – это своеобразная форма заикания, и перестал обращать на это внимание. Как перестал реагировать и на то, что капитан меня явно подначивает.
– А вы расскажите, что после таких полетов болит, – сделав наивное лицо, бросил я, – может быть, испугаете, и я с вами не полечу.
