– Ничего удивительного, – пожал плечами Джумахан. – Довольно долго сам был душманом. Да-да, – как бы прицеливаясь, прищурил он левый глаз. – Темной осенней ночью душманы ворвались в наш кишлак, вытолкали на улицу всех мужчин и, как баранов, угнали в горы. Был среди них и я. Когда мы взорвали несколько мечетей, школ и больниц, а потом и мост, который на моих глазах строили почти пять лет, я подошел к главарю и сказал: «Ведь мы же защитники ислама. Зачем убивать ни в чем не повинных людей, зачем взрывать и сжигать то, что люди строили годами?» Тот ответил палкой. Избил. Жестоко поколотил, да еще на глазах у всех, преподнеся таким образом урок сомневающимся.
А ночью я сбежал, пришел в уездный центр и сдался. Мне поверили, оставили оружие и призвали в армию. Два года я воевал рядовым солдатом, а потом добровольно остался на сверхсрочную. Ох, и поработал же я своим пулеметом! Особенно после того, как узнал, что в отместку за мою «измену» бандиты убили отца и младшего брата, а сестренку взяли в плен. Что с ней, не знаю до сих пор…
– А у меня убили мать, – тихо сказал курсант Залмай. – В лицее нам учиться пять лет, потом в военном училище. Долго…
– Что, долго? – уточнил я.
– Долго ждать, когда прольем душманскую кровь!
– А потом? Что потом?
– Стану военным врачом.
– Если попадется раненый душман, помощь ему окажешь? – задал я не совсем корректный вопрос.
– Ни за что! – выкрикнул Залмай. – Я знаю, что врач должен… Но «духам»?! Это все равно, что больной гюрзе лечить ядовитые зубы.
Джумахан понимающе кивнул и в знак одобрения похлопал парня по плечу.
– После боя в ущелье Жувара я думал точно так же, – издалека начал он. – Так случилось, что из-за ошибки вертолетчиков мы десантировались не выше, а ниже душманов. Нас двести пятьдесят человек, а их – вчетверо больше. Бой был жестокий! Погибли почти все мои солдаты. Когда стемнело, я влез на дерево, чтобы разведать обстановку.
И тут душманы перешли в наступление. У меня всего три патрона. Затаился, жду, что дальше. Эти звери расстреляли всех моих раненых друзей, а потом обнаружили и меня. Хотели взять живьем, предлагали сдаться. Но я решил застрелиться. И тут пришла мысль: три патрона – это три душмана. Себя же прикончу иначе – прыгну в ущелье. Так и сделал. Почему не разбился, почему не переломал руки и ноги, ведомо лишь одному Аллаху. Четверо суток пробирался к своим. А когда пришел, собрал добровольцев и нагрянул в то самое ущелье. Пленных мы не брали.
– И я не буду брать в плен! – сверкнул глазами Фазил. – Моего отца убили в центре Кабула, на троллейбусной остановке.
– А моего, когда шел с работы, – вздохнул Махмуд. – Он был рабочим на текстильной фабрике. Ему угрожали, говорили, чтобы не вкалывал на законную власть, но он все равно ходил на фабрику… Ничего, я до них доберусь! – сорвался на крик Махмуд. – В лицее нас кое-чему научили. А если Джумахан возьмет с собой…
– Возьму, обязательно возьму, – взбил его вихры Джумахан, – но сначала надо закончить учебу. Я ведь здесь тоже вроде курсанта, – обернулся он ко мне. – Я хоть и офицер, а военного образования не имею. То, что ребята узнают за пять лет, я должен осилить за пять месяцев.
– А потом?
– Потом вернусь в родную бригаду. Звание Героя надо оправдывать! Пойду вперед я – пойдут и другие. Верно, ребята?
– Хоть сейчас! – вскочили они. Глаза горели, мальчишки влюбленно смотрели на учителя, сжимая в руках автоматы!
Часа через два, когда все почистились и помылись, Джумахан пригласил меня в гости. Я вошел в его тесную каморку и нос к носу столкнулся… со своим давним другом, Героем Советского Союза Александром Солуяновым. Чуть прищурившись, тот сдержанно улыбался с цветной фотографии на обложке «Огонька».
– Как он сюда попал? – удивился я.
– Что значит – как? Саша – мой боевой друг, – невозмутимо ответил Джумахан. – И хотя мы познакомились в Москве, оказалось, что не раз поддерживали друг друга огнем здесь.
– Так ты был в Москве? – еще больше удивился я.
– И в Москве, и в Фергане, и в Ташкенте! – всплеснул руками Джумахан. – Дело прошлое, но долгое время я и сам не мог в это поверить. Представляешь, прямо во время боя по рации получаю приказ передать командование заместителю, а самому явиться к командиру батальона. Зачем, почему, что за спешка? Как оказалось, комбат тоже ничего не знал – приказ пришел из штаба бригады и предписывал нечто странное: старшему лейтенанту Джумахану немедленно явиться в Кабул, самолет уже ждет.
Ну, думаю, влип! Просто так, да еще в такое опасное место, как Герат, самолет присылать не станут. Пока летел, всю свою жизнь вспомнил. «Не иначе, как судить собираются как бывшего душмана», – решил я и хладнокровно задремал. Проснулся уже в Кабуле. Сразу же меня переместили в другой самолет, и я в тот же день оказался в Москве, и не где-нибудь, а в Лужниках! Вокруг – тысячи нарядно одетых людей, песни, музыка, смех, и никак не понять, наяву ли – ведь еще утром я сражался в бою. Но когда вспыхнул факел, я поверил, что в самом деле нахожусь в Москве на открытии фестиваля молодежи и студентов.
Сижу на трибуне, потерянный и какой-то ошалевший от счастья, и вдруг кто-то приветствует меня на пушту. Обернулся – передо мной худощавый, светлоглазый офицер с типично афганским загаром. Разговорились. Оказалось, воевали бок о бок, и я прекрасно знаю его радиопозывной, а он – мой. Надо же такому случиться: два года бегать с автоматом по одним и тем же горам, а встретиться в Лужниках!
– Джумахан, – осторожно спросил я, – а журнал, из которого фото на стене, у тебя сохранился?
– Нет. А что?
– Ты не поверишь, но эту съемку организовывал я, и я же писал очерк, опубликованный в этом журнале.
– Да ну! Выходит, ты тоже друг Солуянова? Вот так встреча!
Что и говорить, встреча действительно неожиданная. Впрочем, моя первая встреча с Солуяновым была тоже не совсем обычной.
Глава двенадцатая
Это случилось на лыжне. Раньше я был неплохим гонщиком и даже чемпионом Северной столицы. Не трудно представить мое недоумение, когда однажды кто-то обогнал меня на дистанции. Я решил не отставать и «прицепился» к шустрому гонщику. Тот прибавил. Я – тоже. И так мы выматывали друг друга километров десять. После финиша разговорились.
Тогда я узнал, что мой соперник – Герой Советского Союза, к тому же недавно вернувшийся из Афганистана, слушатель Академии имени Фрунзе, и решил написать о нем очерк.
– Приходите в академию, – пригласил он, – там и поговорим.
Я пришел. Во время беседы меня не покидало чувство, что Саша как бы приглядывается, примеривается и прислушивается ко мне. Пока он рассказывал о деревенском детстве, годах учебы в Суворовском училище, а потом в воздушно-десантном, улыбка не сходила с его лица. Но стоило завести речь об Афганистане – сразу появлялся этакий оценивающий прищур. Оно и понятно! Иной раз мы своими расспросами воскрешаем в памяти такие эпизоды, которые и так спать не дают.
