Видимо, поэтому Александр о себе почти ничего не рассказывал, больше – о своих товарищах. Когда я на это посетовал, он как отрубил:
– А что я? Я – командир. Моя задача – организовать бой и довести его до победного конца. Другое дело – солдаты. Ведь порой я посылаю их в самое пекло. И они идут. Идут и выполняют приказ. Иногда ценой собственной жизни. Какие же у меня были прекрасные ребята! Именно о таких говорят, что с ними – хоть в огонь, хоть в воду.
Александр встал. Походил по комнате. Попросил сигарету. Потом вспомнил, что давно бросил курить. Сел. Он так и не позволил себе разволноваться, не дал дрогнуть голосу. Только глаза повлажнели.
Когда он заговорил снова, голос звучал ровно, спокойно, правда, фразы стали короткими: порой ему явно не хватало воздуха:
– В Афганистан я пробивался долго, подал не менее десятка рапортов, но мне отказывали. Наконец повезло – мою просьбу удовлетворили и даже назначили день вылета. Представляете, утром гуляю по Москве – весна, солнце, красивые девушки, а вечером я уже под Кабулом. Вхожу в штабную палатку и вижу: в углу лежит мой замполит. Весь в бинтах.
Оказывается, пока я летел, был бой и замполита серьезно ранило. Не успел я толком освоиться, прибегает посыльный с приказом от командира полка: «Принимайте ваших». Думал, пополнение, а вышло наоборот: из вертолета выгружали раненых. И убитых. Так я принял батальон.
Конечно, хотелось сразу рвануть в горы, туда, где сражаются, но мое боевое крещение было впереди. Разведка сообщила, что за перевалом скопилось около ста пятидесяти душманов. Нужно было отрезать им пути отступления и либо вынудить сдаться, либо столкнуть в долину, где их ждал Джумахан со своими коммандос.
Чаще всего десантников выбрасывают с вертолетов. Но «вертушки» хорошо слышно и видно издалека, следовательно, элемент внезапности пропадает. Поэтому мы решили идти пешком, причем не по тропам – за ними тоже наблюдают, а напрямую, через горы. Вот где пригодилась альпинистская подготовка!
Когда повалил снег, риск свалиться в пропасть стал еще больше. Но мы шли. Утром оказались в тылу банды, в пятидесяти метрах от ее базы. Понимая, что сопротивление бессмысленно, почти все душманы сдались в плен. Ну а тех, кто пытался бежать, внизу встретил Джумахан, – закончил майор Солуянов.
Боевое крещение у комбата оказалось удачным, а вот следующая операция чуть не стала последней. Когда Александр о ней рассказывал, то все время досадливо морщился.
– Ну и влипли мы тогда! Представляете, «вертушки» выбросили нас прямо на заминированную душманами площадку. Да и встретили нас перекрестным огнем. Что делать, куда бежать? Поэтому я приказал, по одному, причем след в след, уходить за камни. Только поднялся, смотрю, в пяти метрах от меня – душман и целится в мою голову. Я нырнул под очередь! Но еще раньше вскочил один из моих десантников и срезал бандита.
– Нырнул под очередь… Разве это возможно? – засомневался я.
– Еще как возможно! Со временем мы научились лавировать между очередями, как на слаломной трассе. Только не думайте, что в моем батальоне служили какие-то супермены. Ничего подобного. Приезжали самые обыкновенные ребята, но я их так тренировал – они почему-то говорили «дрючил», – усмехнулся Александр, – что потом, без тени сомнений, отправлялся с ними на самые серьезные операции. И вообще, я убежден, что только настоящее, серьезное дело может превратить юношу в мужчину, а робкого новобранца в надежного бойца. Ведь солдат, которому я обязан жизнью, первогодок, по специальности радист, его дело – сидеть в закутке и поддерживать связь, но он увидел, что командир в опасности, и, не задумываясь, бросился под пули.
И тут Саша замолчал. Надолго замолчал. Я его не торопил и не задавал никаких вопросов: было видно, что в нем идет какая-то борьба. Наконец он поднял глаза, очень внимательно и строго посмотрел на меня и спросил:
– Скажите, а можно в вашем очерке помянуть добрым словом одного моего друга? Его уже нет. Но я хотел бы, чтобы все знали, что это был за человек.
– Конечно, – с готовностью согласился я.
– Геннадий, так его звали, получил три разрывные пули в живот. Я тоже получил свое: одна пуля застряла в бедре, другая отсекла большой палец руки. Но не напрочь, лоскут кожи обрубок не отпускал. Кровь хлещет, оторвать бы, а на это место наложить жгут. Но командир минометного взвода Геннадий Гришин сказал: «Не разбрасывайся, комбат, конечностями. Пригодятся». «Да ну ее к дьяволу, эту культяпку! Парашютное кольцо можно дергать и четырьмя!» – это потом мне сказали, что в запале я орал именно так. «Примотай. Сгодится», – настаивал Генка. Я послушался своего взводного и примотал.
А когда к нам прорвался вертолет, потребовалось прикрыть эвакуацию раненых. Этим занимался старший лейтенант Гришин. Тогда-то он и получил три пули в живот.
Оперировали на соседних столах. Я выглядел неблестяще и от нестерпимой боли стонал. Так Генка меня успокаивал: «Держись, Саня, держись. Мы еще на моей свадьбе погуляем». Мы лежали рядом, в одной палатке. От боли я не мог заснуть и все время смотрел на Генку. А с Генкой было совсем худо. Когда он очнулся, наши глаза встретились… А потом он очень четко сказал: «Саня, как же хочется жить!» И все. И умолк. Навсегда.
Понимаете, хожу ли я, сплю, читаю книгу или сижу в театре, а передо мной его глаза. Лицо белое, белое. Ничего не видел белее. Разве что облако, когда в него сваливаешься сверху, а парашют еще не раскрыт.
Тут железный Солуянов не выдержал и метнулся к окну. Встав ко мне спиной, он торопливо достал платок и сделал вид, что у него что-то с носом.
– А вскоре Геннадия Гришина наградили орденом Красного Знамени. Посмертно, – добавил Александр.
– А вообще в вашем батальоне много награжденных? – спросил я.
– Практически все офицеры и большинство солдат. Так что десантники воюют достойно… Не сочтите меня нескромным, – обезоруживающе улыбнулся он, – но есть у меня одна награда, которая не значится в личном деле, хотя я очень ей дорожу и никогда с ней расстанусь. Это – стихи. Быть может, неумелые, но искренние стихи, которые посвятили мне солдаты родного батальона. Их мне перед отъездом в академию вручили вместе с голубым беретом, который у десантников является таким же символом доблести, как у матросов бескозырка.
С этими словами Александр достал из бумажника аккуратно сложенный листок и протянул мне.
– Только не надо вслух. Читайте про себя, – попросил он.
Тогда я его просьбу выполнил. А теперь решил обнародовать:
Вы Родине служили до конца,
И золота она не пожалеет
Для своего солдата и бойца
К тем орденам, что на груди алеют.
На вас равняясь, крепнут те солдаты,
Что с вами поднимались в бой.
Пока у нас такие есть комбаты,
Не будет крепче армии родной!
Слова солдат оказались пророческими: Золотая Звезда Героя Советского Союза догнала Александра Солуянова уже в Москве.
