Выводили Артема на рассвете, по-тихому, и лишних людей, вроде журналистов, в окрестностях не наблюдалось. В Гуантанамо заключенного под усиленным конвоем доставил транспортный борт, доверху загруженный амуницией. Тарасова усадили в конец грузового отсека, вдавив между пахнущими свежей краской брезентовыми тюками. Две пары наручников – на лодыжках и на запястьях, – и две пары вооруженных короткими автоматами конвойных доказывали серьезность американских намерений. Сигареты у Тарасова отобрали еще в камере, и теперь он каждую минуту мстительно сплевывал в угол. Конвойные угрюмо отводили глаза.
Потом была ночь и болтанка над Кубой – самолет делал широкий разворот над водой. Зажглись дежурные лампы. Борт пошел на снижение.
– У тебя начинается хреновое время, парень! – процедил сквозь зубы один из конвойных, поднимая Артема за плечи.
– Shit happens!
[32]
- отозвался Тарасов.
Борт покатился по взлетной полосе. За иллюминатором мелькнули отдаленные постройки военной базы с пестрой капелькой повисшего звездно-полосатого флага, сакраментальные сторожевые вышки, гроздья прожекторов. За круглым валом из колючей проволоки были видны фигуры в ярко-красной униформе. Это местные зэки – талибы и прочие непутевые дети мятежного Юга, – их додумались наряжать в красное, чтобы были заметны при побеге. Хотя бежать тут особо некуда – море и напрочь забывший о своем славном социалистическом прошлом бывший Остров Свободы…
Влажный и теплый климат Гуантанамо дурно влиял на заключенных: выглядели талибы скверно. Небритые, опухшие, со свежими синяками и царапинами на мрачных мордах, они напоминали российскую босоту-первоходок, – ну, или московских нелегальных мигрантов. И манеры у них были соответственные. Когда Артема в сопровождении двух морпехов-конвойных ввели в низкий барак с двухъярусными койками, навстречу хлестнула разноголосая ругань. Выбежал на середину губастый карлик с всклокоченными курчавыми волосами и принялся кривляться, подпрыгивая и размахивая руками. Один из конвойных досадливо отпихнул малыша дубинкой и указал Тарасову на пустующее место в первом ярусе.
– Ахмед-старший, он тебе все объяснит, – бросил морпех.
Когда конвой убрался, под общий неодобрительный гул к новичку подошел, помахивая гранатовыми четками, тот самый Ахмед. Смотрел он недружелюбно, даже угрожающе.
– Тот самый русский? Мне о тебе говорили, – шепелявя, на хреновом английском сказал Ахмед. – Ты воевал в Афганистане?
– Нет, по возрасту не вышел, – ответил Артем. – А вообще хотел бы…
– Почему? – вскинул густые брови Ахмед.
– Воздух там, говорят, хороший…
Обернувшись к обитателям барака, Ахмед громко перевел слова новичка на пушту. Ему ответили гоготом и улюлюканьем.
– Мой отец вoевал с русскими, – сообщил Ахмед. – Под Кандагаром было много крови.
– А сейчас американцы держат тебя и меня под замком, как собак, – покачал головой Тарасов, прикидывая свои скромные шансы в массовой драке «все против одного».
– Ты сказал золотые слова! Русский сегодня мне не враг, потому что он враг империалистам, шайтан их забери! – вдруг белозубо улыбнулся Ахмед, и вся суровость с него мигом слетела. – Как тебя зовут? Ар-р-тьом?.. Отдыхай, русский! Завтра империалисты, шайтан их забери, погонят всех на работу.
– У вас что – все работают? – удивился Артем.
– Они умеют заставить! – махнул рукой Ахмед.
* * *
На рассвете противно заревела сирена, и под ее прерывистое мяуканье заключенные начали подниматься. Ахмед уже был на ногах: он раздавал легкие тычки землякам – нужно пошевеливаться! Натягивались красные комбезы, накручивались чалмы… В дверях, наблюдая за подъемом, стоял морпех в надвинутой на нос форменной бейсболке.
На плацу построились в две шеренги и под выкрики вооруженных дубинками вертухаев колонной двинулись мимо барака. Насколько Артем понял из брошенной мимоходом реплики Ахмеда, сегодня заключенные должны были копать. И точно, всем, кроме Ахмеда, выдали пластиковые лопаты…
Кто-то замешкался, и тут же раздался глухой удар дубинки – вертухай был внимателен. Тарасов, впервые столкнувшийся здесь с рукоприкладством, на всякий случай запомнил лицо вертухая. Впрочем, ни на кого больше дубинка впечатления не произвела – похоже, это было в порядке вещей.
Рявкнула сирена и заткнулась. Вертухаи начали орать. Ахмед махнул рукой: «Приготовиться к обыску!» Зэки, отставив лопаты, поспешно присели на корточки. Вертухаи прошли мимо: обыскивали через пень-колоду, похлопывая талибов по бокам. Команды «встать» не последовало, и добрых полчаса заключенные сидели на корточках под мерное вяканье сирены…
«Глумятся, суки империалистические, – подумал Артем, которому здорово натерла подмышки тесноватая тюремная роба. – Заживаться тут не будем…»
Под звуки сирены и крики талибов выгнали на раскаленную солнцем песчаную косу. Нужно было отбрасывать песок от бетонной стенки, уходящей в море. Вооруженные автоматами конвойные заняли позицию на пригорке. После получаса адской работы Тарасов подозвал Ахмеда и сказал:
– Я знаю, как не работать… Смотри!
Он сунул лопату как можно глубже в мокрый песок и резко нажал на рукоятку. «Крак» издал немгромкий звук – хлипкий инвентарь.
– Передай своим!..
Скоро над рабочей площадкой стоял гомон, который умеют создавать только мусульмане: все лопаты были переломаны. Конвойные, увидев суету, повели себя иначе, чем в России, – они связались с базой по рации, и скоро на песочек выкатился открытый джип. Из машины выпрыгнул тип с лейтенантскими нашивками и принялся деловито тыкать в песок каким-то прибором. Эксперт развел руками: песок не соответствовал местным кондициям.
Гогочущих талибов погнали обратно в барак.
– Правильно! Нужно бороться с проклятыми империалистами! – по-дружески шепнул Артему Ахмед.
Когда зэки угомонились, старший из талибов отозвал Тарасова в сторону:
– Есть важный разговор, русский!..
Часть вторая
Глава первая
По закону «малых войн»
И вдруг рябью пулемет татакнул,
И под гору, всего в какой- нибудь версте,
Прямо на обоз в рассыпную атаку
Чьей-то конницей палит степь.
Илья Сельвинский
Странной показалась майору Тарасову облитая ранним гололедом Москва. Был «день жестянщика» – первый в этом году, – когда, как по мановению недоброй волшебной палочки, неосторожные автомобили натыкаются друг на друга за пеленой наискось летящего мельчайшего злого дождя.
Скользкие трассы дарят сюрпризы: на обочинах толпятся подбитые будто из гранатомета легковушки с продавлеными крыльями и мятыми мордами. А вон и родной мент с красным примороженным носом, поспешно переименованный в полицейского. Он спокойно, с чувством собственного достоинства пасется у бровки тротуара…
