Пеков был стар, после Кремля ему было скучно в посольстве, и хотя четыре месяца в году он проводил под разными предлогами в Москве, ему нужна была интрига. Как бы обрадовался Николай Михайлович, если бы он мог знать наперед и сказать Вилу Федоровичу, что именно Фишер будет в начале XXI века министром иностранных дел Федеративной Республики Германии! Не родственник ли? Но… Чего не дано знать, того не дано. А пока что посланнику нужно было, чтобы в посольстве дела шли гладко, чтобы «не было волны». Профессиональные дипломаты – это люди, которые счастливы именно тогда, когда в газетах нет сенсаций. По крайней мере об их посольствах. Если все тихо, если все спокойно и нет нужды в срочных пресс-конференциях – значит, посольство хорошо выполняет свои задачи; значит, обязанности посла, в отъезде он или на месте, выполняются правильно. Бондарева они не тяготили. Молодой и способный, он пользовался весьма высоким покровительством – за его судьбой пристально следил заместитель министра иностранных дел, ставленник ГРУ при МИДе. Благодаря влиятельности этой организации Вил Федорович уже почти прошел все ступени дипломатической лестницы, где возможен провал. Ну а посол (если не слишком усердствует, по совету Талейрана) практически непотопляем.
Мечта Бондарева – вернуться в Персию Чрезвычайным и Полномочным – была близка к осуществлению. Он чувствовал, что там назревают интереснейшие события. Да и сравнение с вазир-мухтаром Грибоедовым вовсе не претило его самолюбию! Он вспомнил особую, восточную, атмосферу здания посольства в Тегеране, пропитанную, казалось бы, тайнами времен становления и правления императора Мохамеда Реза Пехлеви. Мало кто знает, что во время Второй мировой войны состоялась еще одна, незаметная для внешнего мира военная операция. Советские и британские войска вошли в Персию и поставили на правление Мохамеда Резу, сына бывшего премьер-министра Пехлеви, недавно ставшего шахиншахом, заставив его отречься от престола в пользу сына. Отец Пехлеви – сын полковника Пехлеви, до смерти забитого плетью сардаром прежнего правителя только потому, что тот посчитал ответ полковника недостаточно почтительным. Это был умный ход – оставаясь императором во всем блеске монаршего величия для внешнего мира, Мохамед Реза в душе люто ненавидел большинство своих придворных, сохранявших родство с убийцами его деда, всегда был признателен русским и англичанам и делал все, чтобы сохранить с северным соседом добрые отношения. А коллекция серебряных кубков, блюд, табакерок и письменных принадлежностей работы восточных мастеров, которую уже много лет собирали советские послы в Иране, не уступала такой же коллекции произведений Фаберже, собранной Альбертом Сергеевичем Чернышевым и его предшественниками в посольстве СССР в Турции, в Анкаре. Вернувшись в Персию в качестве посла, он бы с удовольствием продолжил это негласное соревнование…
Поддержка загранотдела ЦК была абсолютно необходимой для последнего рывка, и он возлагал большие надежды на Обозревателя, зная о его многочисленных связях в высших партийных кругах. Он давно «культивировал» это знакомство. Вил Федорович усмехнулся. Это термин Нинель, его жены. Она была настоящей супругой дипломата. Нинель искренне интересовалась всеми перестановками в МИДе, никогда не упускала случая проштудировать последние страницы «Дипломатического вестника», где печатались сообщения о кадровых передвижениях в дипкорпусе, часто женским чутьем определяла подоплеку самых неожиданных назначений и перемещений, ни на минуту не забывала о своей роли жены перспективного посольского работника, безошибочно находя нужный тон в общении с женами дипломатов старше и младше рангом. Это она, как бы невзначай, пустила шутку о себе и муже: «Нинель – это Ленин наоборот, Вил – имя, составленное из первых букв – Владимир Ильич Ленин. Мы – две ипостаси одного имени». Попробуй возрази! Она не любила вспоминать, что ее муж начинал военным переводчиком, а затем два года работал в ГРУ «борзым», то есть офицером, не добывающим информацию, а обеспечивающим ее добычу. А то, что сама когда‑то была медсестрой в санчасти Военного института иностранных языков, и вовсе считала секретом поважнее государственного! У дипломатов принято довольствоваться (хотя бы внешне) той информацией, которую предоставляют о себе коллеги, и она с неподражаемым искусством произносила (с легким вздохом сожаления): «Но разве могла я продолжить свою медицинскую карьеру при наших с Вилом постоянных переездах?» Грибок и волдыри от сапог на курсантских ногах. Медицинская карьера, подумать только…
Сейчас она тактично удалилась, давая мужчинам время обсудить свои дела. Но, полулежа в темной спальне с чайными примочками на глазах – безжалостное солнце Ирана, Пакистана и Индии давало знать о себе, – точно знала, о чем будут говорить муж и Обозреватель. Вил хочет, чтобы он в разговоре с заведующим загранотделом ЦК как бы мимоходом рассказал о том, что посол увлекся стареющей цыганской знаменитостью и совсем не следит за происходящим в коридорах власти на Радж Патх, что посланник тащит на себе всю работу. Не пора ли его на самостоятельную должность… А Обозреватель хочет, чтобы Вил употребил все свои связи в Министерстве обороны Индии и в правой партии Джана Сангх, чтобы не дать гражданским властям и особенно ее цивильному министру обороны Кумари Мангалай возможность сманеврировать и избежать войны с Пакистаном. Этот неприкасаемый совершенно лишен честолюбия и, похоже, искренне хочет, чтобы оружие, которое русские продают Индии, устрашало врагов только на парадах. Но на парадах оно может блистать десятилетиями. Быстрый оборот оружия и гигантские прибыли в торговле вооружением гарантирует только война. Индия, Египет, Ирак и иже с ними практически не производят своего оружия, они – потребители. Потребитель должен потреблять… Потреблять и платить… Si vis pacem, para bellum – хочешь мира, готовься к войне. Покупай современное, все более сложное и дорогостоящее оружие. Как говорят в армии: не умеешь – научим, не хочешь – заставим… Что бы ни говорили руководители нашей партии и правительства о социализме, о мирной политике нашего государства, мировая торговля оружием ведется на капиталистическом рынке, и на нем царят законы капиталистической, рыночной экономики.
Советник-посланник. Нью-Дели. Шантипатх
Alter idem (лат.).
Второе я.
Посланник Вил Федорович Бондарев с отвращением смотрел на стоящую перед ним тарелку горячего рассольника с перловкой. Ну почему именно сегодня, когда он решил продемонстрировать свою «близость к народу» и пришел в перерыв пообедать в столовую, им надо было приготовить именно это? Вторых блюд на выбор было несколько, а первое – одно. Перловый рассольник – суп, который он возненавидел вместе с гороховым еще с курсантских времен. Индийцы вообще не понимают, почему нужно есть первое, и если бы не англичане, то их и готовить супы научить, наверное, было бы нельзя. Это, пожалуй, единственный народ в мире, у которого в национальной кухне нет вообще первых блюд. Бульон здесь могут прописать только больному, в качестве лекарства. Индиец в деревне может вырасти, возмужать, состариться и умереть, не имея представления о столь необходимой, по нашим понятиям, горячей и жидкой пище. А может, они и правы? В августе горячего, уж это точно, не хочется… В самом посольстве работал один мощный кондиционер, расположенный в подвале, и в здании на Шантипатх всегда была комфортная температура +24 по Цельсию. А здесь, в здании клуба-столовой в жилом городке посольства и торгпредства, в окнах торчали трудяги – бакинские кондиционеры, которые в муссон могли только чуть уменьшить влажность и температуру.
