Мы часто мечтаем о бессмертии… Европейцу никогда не понять, почему так ненавидят бессмертие и постоянную реинкарнацию все индусы. Потому, что они страстно стремятся прекратить это кружение по карме, прервать цепь перевоплощений, умереть совсем, раз и навсегда, успокоиться в нирване – единении с Буддой. Этого жаждут даже мудрейшие брахманы. Ведь и они не застрахованы от роковой ошибки, которая в следующей жизни может превратить их в неприкасаемых или в грязное животное. Нет, надо безропотно принимать ту жизнь, которая тебе дарована богами, и не пытаться ее изменить. Поэтому неприкасаемые из Дели едут в Туглахабад, где рядом с древней крепостью растет городок приземистых лачуг. Понемногу старинный форт превращается в трущобы…
Войти, согнувшись, в узкую дверь. Сложив перед грудью ладони, сделать «намасте» – приветствие людям и богам. Лечь, кряхтя, на циновку в углу. Вот и все. Стоит ли ради этого ехать сюда через многомиллионный Дели? Но это – дом. Здесь живут тени его жены и троих детей. Только старшая пережила тот возраст, когда дети начинают ходить и говорить. Ей было всего десять лет, когда толпа пылающих праведным гневом индусов забила ее насмерть – только за то, что она, мучимая жаждой, не перелила из колодезного ведра воду в свое ведро, а напилась из общего. Другому бы это простили – но ведь она неприкасаемая, она осквернила общинный колодец! Что же до младших, то свипер помнит только их плач – тоненькую жалобу на голод, на отсутствие молока в груди у матери, на безжалостных слепней, кусающих в слезящиеся уголки глаз. Он долго не мог найти работу, и они жили на те гроши, что приносила жена. Она ходила к минарету Кутуб Минар попрошайничать. Гиды, которые водят иностранных туристов вокруг Кутуб Минара, говорят, что это – одно из чудес света, самый высокий кирпичный минарет в мире, сооруженный императором – моголом Кутубдином в XI веке. А рядом, во дворе старинной мечети Джума Масджид, другое чудо – семиметровый железный Столб, с шестью строками на санскрите, который не ржавеет, хотя простоял шестнадцать веков, с тех пор как его поставил здесь король Гупта в IV веке. Не ржавеет в климате Индии, потому что выкован из чистого железа. Железа лабораторной чистоты, которое в принципе не могло существовать на нашей планете тысячу шестьсот лет тому назад и которое по своей цене не уступает золоту – а ведь весит он шесть с половиной тонн!
По преданию, если стать спиной к Столбу и сомкнуть вокруг него руки, охватив Столб у себя за спиной, то будешь богат и счастлив. Столб радует бедняков, вселяя в них надежду, – бедняки худые, и руки у них от работы жилистые и длинные, они всегда обнимают Столб. А богатые толстяки, хотя и очень стараются, редко могут сомкнуть руки вокруг Столба. Но они не огорчаются – им и так неплохо жить на свете. Только русских не поймешь – они одеты как господа, говорят как господа, а стараются обнять Столб изо всех сил! У русских в группе всегда найдется человек, который станет сзади Столба и будет помогать своим товарищам сомкнуть руки вокруг него. Зачем ему это, ведь от этого он сам не станет богаче? Они, как и индийцы, предпочитают ездить или на автобусе, или на двухместном моторикше – он вдвое дешевле такси.
Когда свипер был мальчиком, в Дели были настоящие беговые рикши. Отец рассказывал, что русским не разрешают ездить на таких рикшах. Один русский, чтобы доставить укушенного змеей товарища в госпиталь, посадил его в коляску, а сам впрягся в оглобли. А рикша бежал рядом. Глупо, но так русский не нарушал своих законов. Нельзя ездить на рикше, но можно его везти. Странно. У них тоже, наверное, есть касты – этим можно, а этим нельзя. Они обязательно подадут милостыню. Дают немного – русские никогда не давали раньше бумажные деньги, только мелочь. Иногда – много мелочи, но бумажные деньги – никогда. Может быть, у них такой обычай? (Они и подумать не могли, что новые русские будут сорить деньгами, и вовсе не мелкими, по всему миру.) Зато их женщины – единственные, кто может не только заплакать, глядя на то, как жена свипера держит крохотного от недоедания ребенка на одной своей ладони, но и нежно прикоснуться к нему рукой. А русские мужчины всегда спрашивают: «Как тебя зовут?» Значит, ненастоящие они господа… Не знают, что раз я антьяджа – неприкасаемый и раз я не кули – чернорабочий, значит, я свипер, подметальщик, и имя тут ни при чем.
Переводчик. Индия. Амритсар
В ваш Сити не заложенная,
из Дувра пароходами
дотла не разворованная,
индийскими свободами
в насмешку не дарованная.
Константин Симонов
Страсть к общению с убогими и юродивыми, по‑видимому, у русских в крови. Зря экскурсовод распинался перед ними о красотах Золотого Храма и других исторических памятников Амритсара. Они воспринимали все это только как дополнительную нагрузку к основному аттракциону, ради которого, честно говоря, и проделали эту утомительную дорогу. Они знали от друзей, уже побывавших в «священном городе сикхов», о главном экспонате этого музея под открытым небом. У моста через рукав священного Инда лежали на подстилках из связок хвороста обрубки человеческих тел. Прокаженные, которым удалось прожить так долго, что от их конечностей почти ничего не осталось. У каждого такого ложа стояла алюминиевая миска, куда сердобольные туристы кидали милостыню. Экскурсовод рассказывал, что на собранное добрые люди и ходячие прокаженные покупают продукты для этих несчастных, готовят для них еду, покупают лекарства. В Индии прокаженные не изолируются. Их много на центральных и торговых улицах Бомбея и Калькутты. Но те передвигаются сами и сами просят милостыню, вызывая ужас и сострадание. Мы сначала, пока не привыкли, носили рубашки с длинными рукавами, несмотря на жару, – эти несчастные, чтобы привлечь к себе внимание, пытаются тронуть тебя за локоть… А здесь самые «подвижные» ползали по дороге, толкая перед собой алюминиевую миску с мелочью. Остальные смотрели на них со своих хворостяных лежанок, как старики снисходительно и с легкой завистью смотрят на резвящихся детей. Словоохотливый гид рассказал нашим специалистам и их женам, что прокаженные лежат на кучах хвороста, так как покормить несчастного – это куда ни шло, но носить его в туалет никто не будет. Несмотря на то что они в душе готовились к этому зрелищу, туристам стало не по себе. Они быстро роздали несчастным милостыню, и мы прошли к мосту.
Если постучать по перилам моста или потопать по настилу, вода под мостом закипит от собравшейся на кормежку рыбы. Индусы щедро сыплют в воду шарики жареного теста, очень похожие на те, что делают для бульона у меня на родине. Разница, однако, в том, что здесь в каждом шарике – папиросная бумажка с приветствием богу – надписью: «Харе, Рама!» Индусы за много лет приучили рыбу к этому ритуалу, и ее здесь развелось видимо-невидимо. Индусы, правда, обижаются на сикхов – говорят, что те по ночам стучат по дну своих лодок и поднимают сети, полные откормленной священными шариками рыбы…
Полюбовавшись толпами верующих, считающих, что омовение в водах Биаса принесет им здоровье и счастье, мы уже собрались пойти пообедать в кафе – к сикхам, кстати, полакомиться жареной рыбой. И вдруг, к своему ужасу, я увидел двоих русских, со счастливыми улыбками рассыпавших мелочь по мискам прокаженных. Я точно знал, что вся мелочь была израсходована двадцать минут назад. Откуда эти резервы? Радостно улыбаясь, двое ракетчиков показали мне на небольшой киоск. «У этих капиталистов все продумано! Там сидит специальный меняла, и он бумажные рупии разменивает на мелочь. Сколько хочешь!» На Кавказе говорят: «Пусть не только твой друг, но и твой враг будет умным – тогда победа будет сладкой, а поражение – не таким горьким». Я сдержался. Я знал, что мой следующий вопрос повергнет их в ужас – ведь они видят перед собой результат этой ужасной болезни. Но не спросить нельзя. Надо, чтобы они запомнили этот урок раз и навсегда. Как запомнил его я после случая, произошедшего в пакистанской деревушке Наушехро Фироз. Перед возвращением в Карачи надо было расстаться с бородой, выросшей за время экспедиции, и я зашел к местному парикмахеру. Он почти закончил бритье, когда колокольчик на двери звякнул и в проеме показалась фигура безногого инвалида. Он в руке, на которой остались только небольшие бугорки от пальцев, держал пачку «Мальборо». Протянув сигареты парикмахеру, он сделал благодарственный жест, прижав правую руку к груди, безмолвно развернулся и исчез. На мой вопросительный взгляд брадобрей ответил:
