– Это наш местный нищий, мы все его опекаем. Сегодня пятница, священный день мусульман, и я сделал для него доброе дело – побрил ему голову, чтобы он мог носить традиционную чалму. Кто‑то угостил его сигаретами, а он, чтобы сделать в свою очередь доброе дело, подарил их мне – он знает, что я люблю эти сигареты.
– Довольно дорогие в Пакистане, – сказал я, просто чтобы поддержать разговор и сделать ему приятное.
– Да, пожалуй, – согласился он, – но этому человеку их не жалко – он не курит, бедняга. И так еле жив. Проказа!
Я не помню, как вышел из парикмахерской и дошел до нашего «газика». Но помню, что брил он меня бритвой «Золинген» – я ее запомнил, потому что удивился, увидев чудо немецкой сталелитейной промышленности в этой глуши. «Золинген» по‑немецки – близнецы. Эти бритвы называются так, потому что продаются парами в обтянутой бархатом коробочке. Пришел я в себя от густого запаха «Тройного одеколона», который мы возили с собой для гигиенических нужд. Лицо горело – я его несколько раз буквально вымыл одеколоном. Но и после этого на душе было неспокойно. Интересно, какой из двух бритв он побрил прокаженного? У этой болезни инкубационный период достигает восьми лет. Есть время на раздумье…
Так что выхода у меня не было:
– Как вы думаете, откуда он берет столько мелочи? Это ходячие прокаженные вечером собирают мелочь у лежачих и сдают меняле. Он принимает мелочь по 110 пайсов за бумажную рупию. А почем он мелочь продал вам?
– По три бумажные рупии за две мелочью, – прокричали они, набирая скорость по тропе, ведущей под мост, к реке, которая у священного Амритсара, как им недавно сказал гид, дезинфицирует не хуже медицинского спирта.
Я тогда был твердо уверен – если бы у них был спирт, они бы впервые употребили его для наружной процедуры. Русские – удивительный народ! Они считают, что чума, холера, проказа – это экзотика, и не может относиться никоим образом к гражданам нашей страны. Как сказал мне один дипломат: наши соотечественники во времена СССР в основной массе были очень счастливые люди – ведь они не знали, как убого они жили… Но зато они были действительно счастливы, когда могли себе позволить за границей что‑то ранее недоступное. Шато Капитонович Китовани – геолог (настоящий!) со стажем. До Пакистана он работал во Вьетнаме. Все везли оттуда пароходом замечательную бамбуковую мебель. И Шато привез положенную ему тонну бамбука. Только не мебель, а коллекцию бамбуковых стволов – от тоненького, в мизинец, до редкостного, в обхват, ствола очень старого бамбука. И подарил какому‑то тбилисскому музею. А в Китае он беспрерывно приставал ко всем, чтобы ему объяснили, что сколько стоит. Он не смог понять юани и фыни, и ему, как ребенку, надо было объяснять по картинкам на банкнотах. А так как все картинки там были посвящены разным этапам построения социализма в Китае, то объяснять приходилось так: фонарик стоит один трактор (механизация сельского хозяйства), а рубашка – одну плотину (электрификация). Кожаный портфель – два самолета и один трактор. Редкий грузин! Он точно был счастлив и считал себя богачом. Как и многие другие мои соотечественники. Может, они и не знали, что бедны. Но подсознательно они все же любили посмотреть на чужие страдания и подать милостыню. Приятно ведь сознавать, что есть люди, которые живут много хуже их…
Обозреватель. Нью-Дели. Аурангзеб роуд
Tria juncta in uno (лат.).
Три в одном.
Девиз Ордена Бани
Странно, что из посольства не прислали машину. Обозреватель представил себе белоснежное здание в глубине двора с клумбой и обязательным флагштоком, с четырьмя одинаковыми фасадами, смотрящими на четыре стороны света и выполненными из кружевной вязи затейливого бетонного орнамента. Утром в шесть часов коменданты посольства – так здесь называют охранников – вынесут государственный флаг, прикрепят его к тросу и поднимут ввысь. Один будет поднимать флаг, другой отдавать ему честь. Если полотнище флага коснется чужой земли, он считается оскверненным и его следует уничтожить по акту. Поднимается флаг ввысь быстро – в старинном положении о флаге сказано – «резво», а опускается вечером медленно – «величаво». Флаг – как ребенок, он не любит оставаться один в темноте, и поэтому перед наступлением темноты его спустят с теми же почестями и предосторожностями, свернут особым способом, так, чтобы звезда, серп и молот были сверху, и внесут в здание посольства. Здание на вид легкое, как будто парит в воздухе, – не то что монолитное посольство США. Американцы стали делать такие посольства после нападений на их представительства во Вьетнаме и Иране. Бетонный куб, а не здание. Оно расположено в Нью-Дели по той же улице Шантипат, всего в сотне метров от нашего, сразу за бирманским посольством.
Обозреватель усмехнулся: парить‑то оно парит, но ничуть не меньше приспособлено к осаде, чем американское. Расположено в глубине двора – от высокого кованого забора не докинешь гранату до массивной двери. Четырехугольное, но полое внутри, с внутренним двором – патио, в котором посреди безукоризненной английской лужайки на высоком фундаменте стоит красивый одноэтажный особняк – резиденция советского посла. Фундамент высок, потому что там, в цокольном этаже, расположено хранилище питьевой воды и продуктов, энергоблок и святая святых – шифровальщик со своими шифровальными машинками. Единственный человек в посольстве, который с момента своего приезда в Индию и до момента обратной посадки в самолет через два года не выйдет на улицу, не побродит по магазинчикам Коннот Серкус, не съездит на экскурсию в Агру посмотреть на знаменитый Тадж-Махал. Он не должен встречаться ни с кем, кто не связан с ним работой. Он не неприкасаемый и не сикх, но жизнь его регламентирована гораздо более жестко. У него в жизни только один закон – не допустить даже теоретической возможности разглашения тайны шифрованной переписки, – и этот закон определяет его затворничество. Воздушный на вид орнамент всех четырех фасадов посольства крепок, как сталь, в полуметре за ним – толстое непробиваемое стекло. Кумулятивный снаряд гранатомета растеряет свою силу в простенке, ну а до пушек, бог даст, не дойдет. А если и дойдет, то к этому времени ни посла, ни шифровальщика в посольстве уже не будет, документы и шифровальные таблицы будут сожжены в специальной печи, уничтожены связные радиостанции и подслушивающие станции радиоперехвата, расположенные на крыше посольства. Технические сотрудники посольства и коменданты – сотрудники КГБ – займут глухую оборону по всему периметру. Посольство – это крепость во фраке.
Так же устроено и здание советского посольства на острове Замалек, посреди Нила, в Каире, и десятки других советских посольств по всему свету. Лишь в старых европейских столицах, где советские представительства заняли дворцовые особняки российских императорских посольств, пришлось сооружать в подвалах бетонные бункеры. В них расположены шифровальщик и единственная комната, где можно говорить абсолютно обо всем, называя все своими именами. Американцы не могли понять, откуда у них в посольстве в Москве идет утечка информации. Зал совещаний посольства был сделан без окон, стены оклеены войлоком, потом пенопластом и лишь затем декоративными панелями. Дубовая трибуна с гербом – точная копия трибуны в зале заседаний конгресса – была заказана в специальной правительственной мастерской в США. Да вот не уследили – чеканщик в мастерскую недавно устроился новый. И в глаз белоголового грифа он вмонтировал чувствительный микрофон. Этот прокол так раздосадовал руководство Госдепартамента, что когда в посольство США приехал посланник президента, господин Аверелл Гарриман, то он решил пошутить – подняв бокал с любимым мартини в кабинете посла, сказал, глядя в потолок: «Ваше здоровье, господин Хрущев!» Смотреть надо было не на потолок, а на каминную полку. Там стоял третий бокал мартини. Официант посольства занес три, и, увидев, что беседующих уже только двое, извинился и сказал: «А я думал, господин посол, что господин советник все еще с вами!» И поставил бокал на каминную полку. Гарриман сам отослал советника под благовидным предлогом. Дело было уж очень конфиденциальное – поручение президента. Закончив беседу с послом, Гарриман решил допить и третий бокал мартини – не пропадать же любимому напитку. Чуть не сломал зуб, когда решил закусить маслиной на палочке-зубочистке. Микрофон! Вот тебе и официант. А ведь были в нем уверены на все сто. Не потому, что у официанта были рекомендательные письма от управделами британского посольства, в котором он раньше работал камердинером его превосходительства. КГБ сделает любые письма. Нет! Доверие вызвал как раз прямо противоположный факт! Управделами английской миссии по секрету сообщил американскому коллеге, что в письмах – ложь с начала до конца! И про честность, и про добропорядочность… Камердинера посла уволили за банальную кражу. И вот тогда американцы посчитали, что им очень повезло! Расчет был прост – сотрудник КГБ, устроившись работать с великим трудом в посольство Великобритании, уж наверняка не стал бы красть зажигалку, пусть и золотую! Вот и взяли новенького накануне визита Гарримана. Считали, что парень, конечно, мерзавец, за ним нужен глаз да глаз, но он не кагэбэшник, уж это точно! Откуда управделами мог знать, что визиту Гарримана и тому сообщению, которое он должен был передать и которое нельзя было доверить даже шифровальщику, на Лубянке придавали особое значение и тоже готовились встретить посланца президента Кеннеди in omnia paratus – в полной готовности…
