Время остановилось. Топки были заглушены; котлы стремительно остывали. Сделалось непривычно тихо. Небольшой дифферент вскоре выровнялся: «Паровая Душа Стерлинга» замерла в водной толще, затаилась, выжидая, покуда рассекающий волны хищник уберется восвояси.
— В Крымскую кампанию, покуда их не выдавили с побережья, московиты использовали против нас подводные суда, — нарушил тишину один из матросов, крепкий пожилой дядька. — Помнится, корабельные инженеры тогда сооружали специальные бомбы. Эдакая железная бочка, и хитрый какой-то запал…
— Да откуда у них такое! Там, наверно, решили, что наш корабль затонул! — возразили ему.
— Полагаю, дела обстоят именно так, джентльмены! — Стерлинг, довольно улыбаясь, вошел в кают-компанию. — Но на всякий случай мы останемся под водой до темноты. Воздуха у нас хватит, на этот счет беспокоится нечего. От вас требуется только терпение.
Потянулись томительные часы ожидания. Озорник вскоре ушел. Кое-кто попытался было вести беседу, но разговор вскоре угас. Двое «стим бойз» раздобыли где-то шахматную доску и застыли над ней, будто в трансе, изредка двигая призрачными пальцами фигуры. Остальные, от нечего делать, сгрудились вокруг, внимательно следя за ходом баталии и изредка вскрикивая и сдавленно шипя сквозь зубы, коснувшись по неосторожности кого-нибудь из игроков. Потап осторожно тронул девушку за плечо.
— Холодно здесь! — смущенно, как показалось Ласке, буркнул медведь. — Простудисся…
Девушка позволила увести себя в каюту. Там, лежа на узкой койке, она забылась неспокойной дремой.
Сон не был кошмаром из тех, которые частенько мучили ее последнее время; но не был он и обычным набором бессвязных видений. Ласка очутилась посреди бескрайней, укутанной снегами равнины. Вечерело; необычный, лимонного цвета закат навевал печаль. Откуда-то девушка знала, что стоит лютый мороз — хотя сама его совершенно не ощущала, разве что в носу пощипывало. Ничто не нарушало мертвую безмятежность этого места; как вдруг Ласка заметила высоко в небе маленькое темное пятнышко — летящую птицу. «Гагара», — подумала она: острый взгляд выцепил характерный сутуловатый изгиб птичьей шеи. Летунья, очевидно, тоже ее заметила: широко распахнув крылья, она сделала несколько кругов по нисходящей спирали — и наконец приземлилась, подняв искрящееся облако снежинок. Когда оно рассеялось, Ласка изумленно распахнула глаза: на гагаре красовалась нарядная, ладно скроенная малица, а перепончатые лапы прятались в сапожки-пимы! Острый клюв открылся.
— Далеко ты забралась, Маленькая Ласка, — сказала странная птица. — Ох, и далеко… А путь еще неблизкий предстоит!
Девушка молчала, во все глаза рассматривая невероятную гостью.
— Много всякого с тобой вскоре случится, — продолжала та. — Но ты не бойся: все хорошо будет. Да сына береги. Помни: не одна ты теперь. А дальних троп да чужих земель не страшись. Земли разные, а небо на всех одно.
— Кто ты? — спросила Ласка. — И… что со мной случится-то?
Гагара склонила голову набок и посмотрела на собеседницу веселым блестящим глазом.
— Не бойся ничего, дочка, а тяжко будет — крепись. Не зря я тебя Маленькой Лаской нарекла: маленькая, да ловкая, в любую щель проберешься и от врага улизнешь, а то и укусишь — да так, что мало не покажется! Только сердце свое почаще слушай: оно дурного не присоветует…
— Ма… Мама?! — Ласка шагнула было вперед, но движение получилось каким-то странным: собственное тело вдруг показалось ей слишком длинным и пружинистым, а ноги — короткими; вдобавок их, кажется, было больше, чем две! Опустив глаза, она увидела аккуратные, покрытые белоснежной шерстью лапки с острыми коготками — и… От удивления проснулась. Пол слегка покачивало, и впервые с момента отплытия мерное дыхание океана не путало, а успокаивало: «Паровая Душа Стерлинга» всплыла на поверхность. Зябко поежившись, девушка глянула в иллюминатор. Полная луна отбрасывала на воды зыбкую, переливающуюся тысячью неверных оттенков дорожку.
* * *
Под тяжелыми зеленовато-серыми тучами, окаймленный мелкой штриховкой свинцовых волн, расстилался Альбион — темное сердце великой цивилизации Запада, огромный человеческий муравейник. Жилые районы перемежались с промышленными кварталами и пустырями. Великое множество труб питало облако вечного смога, висящее над островом-столицей могущественной Империи. Смешиваясь с низкими облаками, они порождали едкие дожди: под ядовитой капелью быстро ржавела кровля, растрескивалась и крошилась кирпичная кладка, а бронза дверных ручек и молотков покрывалась неопрятными пятнами окислов. Много выше грязных туч лежали чистые облака; и по этому застывшему перисто-белому морю беззвучно плыла исполинская конструкция. Незримая для населяющих твердь, будто обиталище богов древности, перемещалась она в потоках разреженного воздуха. Огромные, в десятки раз больше самого крупного из дирижаблей, баллоны поддерживали с двух сторон корпус, по форме больше всего походивший на короткий широкий клинок римского меча-гладиуса. «Немезис», единственная дама среди четырех авианесущих гигантов, которыми располагал военно-воздушный флот Империи, патрулировала небо Альбиона. Трое других исполинов находились за многие тысячи миль от острова-столицы. «Борей» обеспечивал поддержку экспедиционному корпусу, сражавшемуся с ихэтуанями в Китае, «Навуходоносор» плыл в залитом солнцем небе Австралии, а «Оберон» купался в лазурных струях эфира над просторами Тихого океана.
Авизо, мини-дирижабль, казавшийся совсем уж маленьким и невзрачным по сравнению с белоснежным гигантом, осторожно развернулся над рукотворным полем. Линии разметки пересекали ее в разных направлениях; ориентируясь по ним, рулевой вел судно на посадку. Вниз полетел швартовочный конец; несколько человек, казавшихся гротескно-неуклюжими в своих, похожих на водолазные костюмах, закрепили их на вделанных в палубу скобах.
— Наденьте маски! — Пилот указал на сетчатую полку: там поблескивали латунью короткие цилиндры газгольдеров, соединенные при помощи гофрированных шлангов с гуттаперчевыми «намордниками». — Пока вы на палубе, неукоснительно выполняйте распоряжения встречающего: от этого может зависеть ваша жизнь.
Джек послушно прижал к лицу попахивающую чужим потом резину, затянул ремешки и помог Сильвио управиться с дыхательным аппаратом; тот, в свою очередь, позаботился о фрау Мантойфель. Имеющий Зуб проделал аналогичную операцию со своим шефом.
— Готовы? Открываю! — глухо прозвучал из-под маски голос пилота.
Мюррей отвернул краник. Струя воздуха с тихим шипением потекла в маску. Люк распахнулся, и пассажиры дирижабля невольно сощурили глаза. После тускло освещенной гондолы ярко сияющее в безоблачном небе солнце показалось им ослепительным. В следующий миг дыхание сперло от холода: снаружи царствовал свирепый мороз! Фигура в нелепом «водолазном» костюме отступила, делая манящие движения. Спустили короткий трап; путешественники спешно покинули доставивший их воздушный корабль. Листы незнакомого серебристого металла чуть пружинили под ногами. Торчащая из палубного настила цилиндрическая рубка оказалась лифтом: кое-как они уместились там вшестером, и «водолаз» повернул рубильник. Загудели моторы, и кабина неторопливо двинулась вниз. Джек стал было расстегивать ремешки, но провожатый резко покачал головой и ткнул пальцем в циферблат на стенке. Вглядевшись, Мюррей понял, что это барометр; вот только шкала была проградуирована до значительно меньших величин, чем обычные семьсот двадцать миллибар. Лифт остановился. Зашипел сжатый воздух; стрелка дрогнула и поползла вправо. Наконец давление выровнялось. «Водолаз» открутил барашки и снял с головы шлем; лицо у него оказалось совсем юным.
