Мужчина произнес имя. Суону оно показалось смутно знакомым, но почему-то это еще больше сбило его с толку. Они говорили о ком-то, кого он успел позабыть, кого уже больше не было на этом свете.
– Я ничего не понимаю. Мое имя Глен Суон.
– Видали? Он и вправду в это верит! – недобро расхохотались его обидчики.
– Да, видать, с черепушкой у него и впрямь не все в порядке!
Суон попытался оттолкнуть одного из них.
– Дайте мне пройти! Я ничего не знаю!
– Сейчас узнаешь! – произнес один из них и с силой вогнал ему под дых кулак.
Суон согнулся пополам. Сверху на него обрушились пинки и удары.
Он позвал на помощь, но никто не откликнулся, даже его новые «друзья».
Суон почувствовал, что теряет сознание.
Почему-то одновременно он твердо знал, что это произошло само по себе и эта штука в его голове здесь ни при чем.
11
Сомнения
Выписавшись из больницы, Суон обнаружил, что его перевели на новую работу. Благодаря стараниям Тони он получил место в отделе по работе с клиентами – как и было обещано.
И все же все было не так, как раньше.
Так кто же он на самом деле?
Или он и впрямь вор, который украл и пытается присвоить себе чужую жизнь?
Или же он тот, кем согласился стать, сначала с неохотой, а потом с горячим желанием и благодаря помощи и поддержке других людей?
Эти вопросы донимали Суона с утра до ночи. Обычно голова его была занята размышлениями о самых малоприятных вещах.
Как вообще он мог надеяться, что можно с легкостью вжиться в образ другого человека? Он не кто иной, как самозванец. А все вокруг него лишь разыгрывают комедию, притворяясь, будто любят его, будто он им небезразличен, будто они принимают его за того, кем он никогда не был и никогда не станет.
Даже Эмма?
Даже она.
Эмма в ее холодной постели.
Однажды, когда его сомнения стали совершенно невыносимы, он потихоньку начал зондировать почву.
Пока в один прекрасный день, потратив целую неделю на поиски и расспросы, не решился набрать телефонный номер, чтобы записаться на прием.
12
Решение
Он уже готов был отправиться на работу, когда Эмма неожиданно сказала:
– Глен, я понимаю, последнее время тебе приходилось несладко. Но хочу, чтобы ты знал: я в тебя верю. Ты ни в чем не виноват. Вот увидишь, тех, кто тебя избил, все же поймают. Но даже если не поймают, им все равно воздастся в конце концов. Я серьезно так считаю и хочу, чтобы и ты думал так же.
Вспомнив, как его били, Суон внутренне поморщился, однако не стал опровергать воззрения Эммы на справедливость. Справедливость или месть – вскоре он будет способен сам решать, нужна она ему или нет.
И если он решит отомстить, то сам выберет как.
Было видно, что Эмма пытается достучаться до него, словно почувствовав, что он задумал нечто для себя важное.
– Ты все это время хорошо относился ко мне и к Билли. И если я относилась к тебе не так, как тебе хотелось бы, то просто потому, что мне требовалось время. Вот увидишь, я все для этого сделаю. И у нас все получится.
Суон не ответил. Эмма перевела взгляд вниз, на сложенные на коленях руки. Когда же она подняла лицо, на щеках ее блестели слезы.
– Поверь, я не хочу терять тебя во второй раз.
Не говоря ни слова, Суон шагнул за порог.
По двери, перед которой он очутился в обеденный перерыв, трудно было заподозрить, что она ведет в кабинет врача. Это была бедная часть города. Внутри также не оказалось привычных для таких заведений примет – ни диплома в рамочке на стене, ни приветливой сестры в регистратуре, ни вороха старых журналов на столике, ни даже других пациентов.
Только хозяин кабинета. Он сидел за своим столом на стуле с высокой спинкой и, как только Суон вошел, моментально повернулся к нему спиной, чтобы гость не сумел рассмотреть его лица. Так что Суону остался только его голос, но даже голос этот скорее всего был изменен каким-нибудь электронным устройством.
– ...не несем ответственности за побочные эффекты, – говорил тем временем хозяин кабинета, – все это еще находится на стадии эксперимента. – Он усмехнулся. – Никаких печатей министерства здравоохранения. Но красота и простота заключается в том, что это всего один укол в спинной мозг. Вжик! Препарат моментально поступает в головной мозг, и крошечный паразит, что засел в вашей голове, моментально растворяется и поглощается лейкоцитами. То есть если все пройдет гладко. После чего вы свободны.
Свободен? Но чего ради? Если бы ему захотелось убежать от всего на свете, он бы уже давно это сделал. Ведь чтобы убежать, нет нужды уничтожать то, что сидит у него в мозгу. В конце концов, штуковина эта не забор и не короткий поводок.
ЭГА не более чем символ. И тут до Суона дошла вся хитрость государства по его перевоспитанию. Ведь эта штуковина может и не действовать вовсе. Кто знает? Вдруг это безобидное плацебо, уловка, трюк? И все равно трюк оказался действенным – своего рода монумент, неизгладимая печать, знак сделки, которую он заключил с государством. Удостоверение узаконенного обмена (или обмана?), в результате которого угасла жизнь другого, но не его собственная. Знак новых обязательств, которые он возложил на себя. И убить то, что сейчас сидит у него в голове, – значит перечеркнуть все, что произошло за последний год, отречься от права на свою новую жизнь.
И вместо этого думать только о мести? О том, чтобы причинить кому-то страдания, боль?
От таких мыслей Суону стало муторно. Неужели она и впрямь действует, эта штуковина? Или же это естественная реакция того, кем он стал?
Врач тем временем продолжал говорить, и Суон попытался сосредоточиться на его словах.
– ...и это не ваша вина, черт возьми...
Перед глазами Суона всплыло лицо Эммы.
– Ты ни в чем не виноват, Глен.
Суон встал.
– Я принял решение.
– Прекрасно. – В голосе эскулапа послышалось предвкушение солидного гонорара. – Значит, теперь можно обговорить самое главное.
– Верно, – согласился Суон и направился к двери.
– Эй, куда же вы? – окликнул его врач.
– Домой, к своей работе, к своей жене. К своей старой новой жизни.
СОЗДАТЕЛИ АНГЕЛОВ
Перевод: Т. Бушуева, 2006.
Похожий на сахарную глазурь снег толстым слоем покрывал крутой склон спящего в объятиях зимы луга позади огромного, расползшегося во все стороны автономодома. На белом его покрывале отпечатались следы маленьких ног и параллельные полоски полозьев санок, а также неглубокие извилистые борозды от тарелок-лофтеров. Высаженные через равные интервалы деревья с идеальными кронами черной листвы жадно впитывали каждый фотон декабрьского солнца, бледного как проваренная в хлорке вата, подвешенная на гвоздь зенита.