Заметив Лукаса, Писки помахала ему рукой. Безнадежно вздохнув, он принялся протискиваться сквозь толпу навстречу своей дородной знакомой.
— О Лукас, ты непременно должен познакомиться с доктором Гарнеттом! Позволь, я представлю вас друг другу!
Писки схватила его за локоть и принялась прокладывать путь через живое кольцо, окружившее суперзвезду астрономии. Оказавшись внутри этого кольца, Лукас с ужасом понял, что его немезида, Оуэн Халм, стоит прямо по правую руку от Гарнетта. Он ужаснулся еще сильнее, когда понял, что справа от Гарнетта на фамильярно близком расстоянии стоит Бритта, блистательная агрессивная тигрица, она же супруга его заклятого врага.
На какой-то краткий миг, прежде чем окружающие заметили Писки и ее несчастную жертву, Лукас успел составить собственное мнение о представшем его взгляду трио. Коренастый и похожий на бульдога Оуэн Халм компенсировал лысую, как обезьянья задница, голову темной густой бородой. Его жена Бритта, худая и разбитная на вид, была выше мужа на добрых шесть дюймов. Половине своей привлекательности она была обязана превосходной короне высоко начесанных белокурых волос. Лукас никак не мог избавиться от мысли, что эта парочка напоминает карикатурных персонажей из комикса «Тинтин». (Лукас не раз исповедовался в грехе жестокосердия, однако неизменно впадал в него, когда эта парочка попадалась ему на глаза.) Феррон Грейнджер Гарнетт, с другой стороны, с грубовато мужественной внешностью Берта Ланкастера или Спенсера Трейси, производил такое впечатление, будто его специально заказали в Центральном агентстве по найму актеров на роль отважного астронома.
— Доктор Гарнетт, — с энтузиазмом произнесла Писки, — познакомьтесь с моим замечательным коллегой Лукасом Летьюлипом. Лукас заведует кафедрой на математическом факультете. Он главный претендент на филдсовскую медаль, если, конечно, нам и нашему университету когда-нибудь так крупно повезет.
Смущенный столь лестной похвалой, Лукас протянул новому знакомому руку, причем столь стремительно, что чуть не выбил у Гарнетта бокал. Не сразу, но ему все-таки удалось успокоиться, и он попытался умалить собственные достижения на научной стезе:
— Едва ли это соответствует истине. У меня всего несколько скромных работ по многомерному пространству в паре-тройке журналов.
— Если память меня не подводит, где-то в сносках к какой-то статье мне попадалось название одной вашей работы, — с известной долей доброжелательности произнес Гарнетт. — Не в работе ли Типлера?
Увы, привычный в научной среде комплимент по поводу цитируемости не сумел порадовать математика. Лукасу меньше всего хотелось, чтобы его детище нашло практическое применение в заумных теориях какого-нибудь шарлатана от астрономии. Тем не менее он прикусил язык и принял дежурную лесть в свой адрес как должное.
Краснолицый Оуэн Халм в ходе этого обмена любезностями продолжал сверлить Лукаса неприязненным взглядом.
— Лукас — наш доморощенный мистик, — заявил он, отставляя в сторону бокал с вином. — Можно сказать, настоящий святой. Он утверждает, будто числа исходят непосредственно от Бога или что-то в этом роде. Или вы получаете аксиомы от Папы Римского?
Лукас почувствовал, как от одного только вида Халма в груди у него закипает ярость, готовая в любое мгновение привести к взрыву. Ему стоило неимоверных усилий взять себя в руки.
— Слова мистера Халма скрывают, как обычно, семя истины, таящееся под оболочкой преувеличения. Моя личная вера, сосредоточенная в земном воплощении Бога, известном под именем понтифика, лишь усиливает мое уважение к избранной мною мирской профессии. Да, я готов признать, что заявил однажды, будто математика есть не что иное, как доказательство божественного сотворения мира. Думаю, в лучшем из всех возможных миров мы все ощутили бы эту совместную деятельность нашей работы и наших религиозных побуждений.
В разговор вступила Бритта Халм:
— Мой парикмахер, Саймон, приобщился к ритуалам Сан-терии. Он уверяет, что, когда намыливает шампунем голову клиентам, им движет богиня моря, Йомама, или как там ее зовут.
— Говорят, каждая религия обладает своей долей мудрости, верно? — Гарнетт попытался сгладить ставшее почти зримым напряжение легким смешком и банальной фразой.
Слова его побудили Лукаса дать волю накопившемуся раздражению:
— Подобная бесхребетная болтовня неизбежно выливается в наихудшую разновидность языческой бессмыслицы. Колдуньи, астрологи и друиды!
— Говори-говори, Летьюлип! — заметил Халм. — Твои верования граничат с Каббалой!
— Каббала?! Да я никогда…
Пришел черед Писки вмешаться в разговор:
— Лукас, я уверена, что Оуэн никоим образом не хотел критиковать твои убеждения или унижать иудейскую религию!.. Слушай, ты даже ничего не выпил! Пойдем со мной, я налью тебе вина!
Лукас позволил увести себя за пределы живого кольца.
— А ваш Папа Римский в последнее время не сжигал никого из астрономов? — на прощание не удержался Халм от шпильки.
Обернувшись, чтобы дать нахалу хорошую отповедь — что-нибудь насчет высказываний Иоанна Павла Второго в покаянии по поводу грядущего тысячелетия, — Лукас понял, что ничего не выйдет. Энергично потащив его за собой, Писки лишила приятеля такой возможности.
Возле буфета с напитками и закусками Писки извинилась перед ним — искренне и многоречиво, но шепотом. Немного успокоившись, Лукас принял ее извинения, однако настоял на своем немедленном уходе.
На улице он отцепил свою «веспу» от металлической стойки, затем надел на голову шлем. Не имея возможности приобрести машину и одновременно каждый месяц тратить уйму денег на гараж, Лукас остановил свой выбор на мотороллере, посчитав его идеальным средством для ежедневных коротких поездок. К этому решению его подвигло наличие огромного количества мотороллеров на улицах Рима, которые он увидел в дни своего паломничества в Ватикан.
На полпути к дому Лукас заехал в церковь. Отец Мигель Обиспо, наполнявший купель святой водой, ласково поприветствовал прихожанина. Погруженный в свои мысли, Лукас довольно невежливо ответил ему коротким кивком, прошел к ограждению исповедальни неподалеку от алтаря, опустился на колени и принялся истово возносить молитву, требуя от Господа Бога покарать неверующих.
На полпути от Небес к Земле святой Губерт обернулся к святой Варваре и сказал:
— Какой настойчивый малый! Неужели он не знает, что мы уже откликнулись на его зов?
— Ты попросил Птаху возвестить о нашем появлении?
— Нет, с какой стати? Я думал, ты сама это сделала!
— Жалкий склеротик! — взъярилась святая Варвара.
— А ты малолетняя потаскушка!
Оставшуюся часть пути святые проделали в гробовом молчании.
На следующее утро после ужасной вечеринки на астрономическом факультете Лукас Летьюлип проснулся под звон будильника, чувствуя себя очистившимся от грехов. Вчерашнее обращение к молитве в значительной степени успокоило его душу. Он уже забыл, когда в последний раз рано поутру чувствовал себя столь крепким и бодрым как физически, так и морально. Ему даже казалось, будто во время сна на него снизошла благодать. Лежа в постели, Лукас разглядывал знакомый потолок и на всякий случай похлопал себя поверх покрывала. Тактильные ощущения, похоже, соответствовали норме обычного земного существования — никакого трубного гласа не прозвучало. Отчего математик решил, что пора приступать к повседневным делам.
