Марк позволил отвезти себя в гостиницу, где у входа в кадке томился искусственный фикус, а с экрана улыбалась симпатичная мордашка виртуальной хостесс. Он даже поднялся в номер. Убедившись, что дверь надежно заперта, развернул комм и набрал номер Лауры.
Девушка шла, белел в сумерках ее плащик. Ореол пушистых волос окружал лицо, а рот прикрывала антисептическая маска. Марк усмехнулся. Посмотришь на них со стороны — ни дать ни взять ворон и чайка. Темноволосый, долговязый парень в черном пальто и тоненькая светлая девочка. Она выглядела намного младше своих двадцати пяти.
Марк шагнул вперед. Когда они поравнялись, Лаура приподнялась на цыпочки и обвила руками его шею. Молодой человек ощутил, как щеки на мгновение коснулась прохладная ткань маски, обдав едва различимым медицинским запахом. И все, и ничего больше…
Девушка отступила и, прищурившись, оглядела Марка:
— А ты, кажется, еще вытянулся. Похудел. Не кормят тебя там, в твоей деревне? Или ученички доконали?
Она говорила по-итальянски, с резковатым северным акцентом.
— Кормят как на убой. Ученики ходят по струнке. А ты все такая же красивая.
— А ты все так же не умеешь делать комплименты. Следует говорить: «Как ты похорошела. Да ты просто расцвела!» Откуда ты узнал, что я в Риме?
— Видел в новостях твоего отца. Я же знаю, что он тебя всегда таскает с собой, если у него намечается важная встреча. Ты же у него талисман.
— Lucky charm
[1]
.
— Mascot
[2]
.
Лаура улыбнулась:
— Мне казалось, отец не хочет афишировать эту свою встречу. Мы прилетели только вчера.
— Ну ты же знаешь журналюг — всюду пролезут. Он все так же уговаривает тебя сменить профессию?
— Уже нет. Поздно, знаешь ли, менять шило на мыло перед самой защитой. А ты так и не собрался вернуться в университет?
— Нет. Мне и в моем медвежьем углу неплохо. Пойдем куда-нибудь?
— Пойдем.
Лаура решительно и привычно взяла его под руку, и они пошли по набережной. Они шли, не выбирая дороги, не замечая скользящих низко над головой аэрокаров — люди возвращались домой после рабочего дня, к ужину, к семьям. В окнах загорались огни. Ажурные тени листьев путались под ногами, и чуть слышно, неизменно гудела брусчатка мостовой от подземного движения товарняков. Свернув в тесный переулок, где балконы противоположных зданий почти смыкались над головой, миновав гомонящую стайку туристов у маленькой траттории, Марк и Лаура вышли на площадь. Слева белела колоннада, то ли простоявшая тут тысячелетия, то ли недавняя подделка. Город-музей, где главным экспонатом было само Время, — недаром орден почитал Рим своей законной вотчиной.
Впереди поблескивали истертые множеством ног ступени. Наверху виднелся маленький парк. Между деревьями поблескивали гирлянды цветных фонариков. Марк с Лаурой поднялись на холм и выбрели на небольшую, усыпанную гравием площадку. Посреди площадки висел воздушный шар. Светящуюся красным надпись «Coca-Cola» и мультяшного Пиноккио кто-то заботливый поместил в верхнюю часть шара, чтобы не досаждать воздухоплавателям. Человек в клоунском наряде надрывался, зазывая публику:
— Последний полет! Спешите, спешите, пока совсем не стемнело! Ощутите себя птицей! Скидка двадцать процентов для влюбленных пар!
Марк огляделся и обнаружил автоматическую кассу.
— Ощутим себя птицами?
Лаура хмыкнула под маской:
— Ты же боишься высоты.
— Откуда ты взяла?
— Помнишь, в Баррене… Ты истошно цеплялся за мою руку и вопил, что просто не можешь глядеть вниз.
Марк расхохотался.
— Обманул?
Мокрые от брызг скалы, истошный ветер с залива, горько-соленый воздух. Девушка в красной вязаной шапочке и неизменной маске прыгает по камням и кричит: «Ну же, Марк, иди сюда! Посмотри, какой прибой… У-у! Сейчас разнесет тут все по камешку». И Марк, нарочито неловко перебирающийся по скользким валунам ближе к краю…
— Мне просто хотелось подержать тебя за руку. Когда я приезжал к деду на каникулы летом, я с этих скал только так сигал.
— Жулик. — Лаура с деланой укоризной покачала головой и провела ладонью по груди Марка. В светлых глазах промелькнула нежность… Нет, показалось. Девушка уже отвернулась и теперь внимательно разглядывала шар.
От кассы Марк крикнул:
— Мы сойдем за влюбленных?
— Опять жульничаешь? Давай раскошеливайся на полный билет, видишь — у них и так, кроме нас, никого нет.
Марк раскошелился.
Когда шар наконец поднялся, стемнело до того, что под ними различимы были лишь ближайшие крыши, черный массив парка и световая разметка посадочных площадок. Ближе к центру становилось оживленнее. С пьяцца Навона взлетал многометровый огненный фонтан, отсюда казавшийся маленькой королевской короной. От Форума катилась толпа, в которой мелькали разноцветные фонарики — очередной из здешних бесконечных фестивалей. Над угрюмым овалом Колизея вздымался керопластовый купол, отражавший бортовые огни туристических аэробусов. Колоннаду перед базиликой Святого Петра подсвечивали прожекторы, а за ее желтой подковой темнели прямоугольники лужаек и светлели недавно отстроенные дворцы Ватикана. В воде Тибра отражались цепочки фонарей. С запада поднималась густая стена туч, и время от времени ее прострачивала огненными стежками вертикаль орбитального лифта. Вечный Город — Вечный не потому, что время не могло разрушить камни. Нет, он падал и поднимался из руин вновь и вновь в прежнем обличье, ибо ничто не обладает такой цепкостью, как людская память.
Марк не смотрел вниз. Он вглядывался в узкое лицо, окруженное крупными завитками светло-русых волос. Лаура. На солнце ее волосы казались золотыми. Не о тебе ли грезил великий поэт, грезил и не мог утешиться, потому что вас разделяли не годы — века?
Era il giorno ch'al sol si scoloraro
per la pieta del suo factore i rai,
quando i' fui preso, et non me ne guardai,
che i be' vostr'occhi, donna, mi legaro
[3]
.
Да нет, то была совсем другая Лаура.
Пятнадцать лет назад зима выдалась необычно морозной, и на площади перед палаццо Веккьо залили каток. Лицеисты и ученики местных гимназий высыпали на лед. Здесь же за пару юно выдавали напрокат коньки, а в ларьках можно было раздобыть все что угодно — начиная от рождественских ангелов и кончая калеными орехами, панеттоне и разноцветными свечками.
