— О, конечно, в Бруклине есть торговый центр, и там
полно неформалов, — уверяю его я. — Но… — Я останавливаюсь и
вздыхаю.
Райан осторожно разглядывает меня:
— Но что? Я хмурюсь:
— Нам придется сесть на автобус.
Глава 5
На самом деле нам приходится сесть на автобус и еще на
метро. К счастью, в этом месте поезд идет большей частью по земле. Сейчас не
семидесятые годы; нью-йоркское метро больше не внушает ужас. Но это гавань для
демонов. Все эти катакомбы, туннели, которые больше не используются… Такое
ощущение, что у демонов есть радиокомпас. Те экземпляры, которым удалось выйти
из Двери и миновать Райана, всегда направляются в метро.
Я не хочу садиться в поезд. Я действительно не хочу. Не то
чтобы я слышала шепот Двери или что-то в этом роде, я просто… не хочу садиться
в поезд. У меня такое же чувство, как было в вестибюле больницы. Это плохая
мысль.
Райан берет меня за руку и бережно тянет за собой, и я
прохожу сквозь открытые двери, вцепляюсь в него и прячу лицо у него на груди.
От него больше не пахнет кровью, — должно быть, он принял душ в моей
квартире над закусочной, пока мне снились оборотни. Он пахнет сандаловым
деревом.
Уголком глаза я вижу тени с крыльями и сглатываю комок,
поднимающийся в горле.
— Райан, — настойчиво шепчу я.
— Я вижу их, — спокойно говорит он. Слишком
спокойно. — Они не приблизятся к нам. Ты все еще пахнешь смертью.
Он тихо бормочет мне о демонах, животных и важности
идентификации по запаху для преимущественно ночных созданий. Звучит как
белиберда, но успокаивает. Когда поезд останавливается, мы выходим, хотя это
еще не наша остановка. Мы садимся в другой вагон. Здесь тоже некомфортно, но
тут нет крылатых теней, так что я просто стою, уткнувшись в грудь Райану, и
вдыхаю запах сандала.
Как только мы выходим из автобуса перед торговым центром, до
меня доносится шепот Двери. Мы легко находим ее; она в подвале, прямо под
магазином на первом этаже.
Эта Дверь уродлива, и это не Дверь из закусочной. Я не узнаю
ее, но у нее внутри кованая железная решетка. Я хочу сказать, что на самом деле
это не может быть железо, потому что тогда оттуда ничто не могло бы выйти. Или
же это действительно железо, и вот почему отсюда не лезет всякая дрянь двадцать
четыре часа в сутки и здесь не требуется легион охотников для сдерживания.
Может быть, демонам приходится выискивать способы, как проскользнуть мимо
железных прутьев, не убив себя.
Я не знаю.
Все, что я знаю, — что вокруг тела мертвых подростков,
матерей и детей. Я не могу смотреть. У некоторых высосана вся кровь. У других
остались лишь кости. Некоторые просто мертвы, — может быть, это охотники,
которые не смогли уцелеть в своей последней схватке.
Мертвецы, если вас это интересует, не похожи на трупы в
кино, или в сериале «Закон и порядок», или даже на похоронах с открытыми
гробами. Смерть выглядит не так, как мертвецы на похоронах, загримированные,
приукрашенные и готовые для шоу.
Смерть выглядит как воск, тяжесть и жир. Смерть такая, как я
вижу сейчас.
Хотя запаха нет — воздух наполняют испарения цветочных
химикатов сверху.
И все это перекрывает шепот Двери, достигающий меня. Пока
Райан осматривается по сторонам, словно тут, в середине помещения, нет огромной
кучи гниющих трупов, я сижу на грязном бетонном полу, аккуратная и далекая от
тел, Дверей и этого ужаса. Гвоздь в кармане джинсов впивается в ягодицу, но я
могу потерпеть неудобство некоторое время. Я голодна, хочу пить и устала, и я
все еще зла из-за того, что Нарния убила ту глупую вампиршу, когда я с ней
разговаривала, и что я сходила с ума из-за поездов, и Райан это видел, и…
Эти, — шепчет Дверь. Другой голос, более тихий,
повторяет: Эти.
Я не обращаю на них внимания.
Эти.
Элли.
Эти?
«Что?» — резко спрашиваю я.
Мы можем дать тебе то, что ты хочешь…
«Что я хочу, — ною я про себя, — так это немножко
картошки фри».
Дверь… она хихикает. Это единственное слово, которое я могу
использовать. Дверь смеется надо мной. Слышится слабое хихиканье второго
голоса, и я подумываю сделать какую-нибудь глупость.
Мы знаем, что ты хочешь, — говорит Дверь. — Маму.
Семью. Деньги. Мы…
— Элли! — резко говорит Райан.
По его интонации я догадываюсь, что он зовет меня уже не
первый раз.
— Что? — вытягиваю я из себя.
Двери заставляют все двигаться медленно. Мой желудок ноет,
когда я вспоминаю, как это было — прикоснуться к Двери в больнице.
— Что она говорит? — спрашивает он. Он опускается
на колени передо мной. — Не слушай ее.
— Думаю, что я не настолько глупа, чтобы слушать
парочку чертовых Дверей в Ад, — говорю я, не успев подумать.
— Но настолько глупа, чтобы коснуться? — Райан
кладет руку мне на колено. — Элли, не слушай ее.
— Я не слушаю.
— Что она говорит? — Этот вопрос, похоже,
противоречит его приказу не слушать Дверь.
— Ничего, — вру я. — Просто мое имя.
Райан долго смотрит на меня, потом встает и возвращается к
груде тел вокруг Двери. Сапогом он толкает их, разделяет, переворачивает, чтобы
увидеть лица.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я.
Он поднимает взгляд:
— Проверяю их раны. Надо убедиться, что нам не придется
разбираться с оборотнем в ближайшие десять минут. И… я хочу знать, какие виды
демонов вышли из этой Двери. — Он перекатывает труп, это женщина, и я вижу
крошечные отверстия но всему ее телу. — Похоже, в основном вампиры и несколько
мандуруго. — Не успеваю я спросить, как он уточняет: — Филиппинские.
Похожи на наших вампиров, но только у их жертв всего одна метка — на горле. На
крыльях мандуруго нет присосок.
Откуда он все это знает? Где можно такому научиться? Я уже
спрашивала его, но он не говорит. Думаю, он втайне ходит в Кинко
[7]
,
распечатывает страницы из «Википедии» и зубрит. Это моя теория, и я ее
придерживаюсь.
— Странно, — продолжает Райан, скорее обращаясь
сам к себе, чем ко мне. — Обычно мандуруго приходят вместе с асвангами
[8]
— филиппинскими демонами.
— Может быть, они вышли из другой Двери.
