— Эй, — тихо говорю я, но он не отзывается.
Либо спит, либо задумался. Следует ли ему спать, если Дверь
исчезла? Я надеюсь, что он все-таки спит, потому что вид у него изможденный.
Веки — темные пятна на лице, длинная щетина, практически борода, и от него
пахнет кровью, но не человеческой кровью. Вовсе нет.
У человеческой крови особый запах. Она пахнет как монетка,
если положить ее в рот. Когда у тебя в подвале Дверь, ты довольно быстро
узнаешь, как пахнет человеческая кровь, потому что, как правило, она
разбрызгана по всему полу.
Закусочной «У Салли», названной так по имени
хозяйки-старушки, до сих пор везло. Никто из тех, кто здесь умер, не поднимал
шума, так что копы сюда ни разу не заглядывали.
До сих пор.
Я готовлю кофе. Наливаю себе чашку, ставлю ее на прилавок и
отношу ему чашку и графин. Я ставлю их прямо перед ним, но стоило ли? Разбудит
ли это его? Черт! Я делаю шаг назад, но не успеваю отойти, как его рука
взлетает, хватает чашку, ставит перед собой и берет графин — все это с
закрытыми глазами. Я впечатлена, хотя чуть не пролила на него воду. А он этого
заслуживает за то, что застал меня врасплох. Полагаю, это значит, что мне не
надо беспокоиться и будить его. Я возвращаюсь к прилавку за своей чашкой и
сажусь напротив него в ожидании.
В свете, льющемся из кухни, он выглядит юным; хотя ему уже
почти тридцать, он немного старше меня (ладно, тсс, мне почти тридцать). Райан
не говорит об этом, но я начала задумываться о том, что значит возраст для
охотника за демонами. Я видела, как он вытворяет такое, что не под силу и
борцу, не то что какому-нибудь стареющему ветерану.
Я повидала много охотников за демонами. Обычно им чуть
больше двадцати лет. Охота за демонами не та профессия, которая предусматривает
медицинскую страховку или пенсию. Эти парни недолго выдерживают — большинство
из них. Я видала тех, кто постарше, и тех, кто помоложе. Райан по возрасту
ближе к тем, кто старше.
Большинство из тех, кто старше, — в отставке; они сидят
тут и рассказывают о былых славных днях, они — кладезь знаний о потусторонней
дряни, но больше не сражаются. У них не хватает глаз, рук, ног. У одного нет
сердца в буквальном смысле слова, и он продолжает жить благодаря какой-то
диковинной магии вуду, о которой я понятия не имею и о которой он не
рассказывает.
Его зовут Дугал, и он всегда садится около входной двери;
говорит, ему нравится колокольчик, который я туда повесила. Некоторые из
охотников, захаживающих сюда, любят сидеть в одной из четырех кабинок около
окна, они всегда снимают стетсоны и подставляют лица солнцу. Есть один парень,
который сидит за прилавком и никогда не говорит ни слова. Я знаю, что он
охотник, только потому, что он носит такую же шляпу, я думала, что он
бездомный, пока не начала разбираться в дресс-коде.
Однажды я спросила у Райана о Бездомном Парне — Райан всегда
сидит в кабинке рядом с постоянно хлопающей кухонной дверью, когда он бывает
тут, в зале, и наблюдает за публикой. Вот все, что Райан мне ответил: если
Бездомный Парень когда-нибудь разговорится и расскажет нам какую-нибудь
историю, придет время удирать сломя голову.
Глава 2
Я сплю. Мне снится, что меня преследует оборотень. Что бы вы
там ни читали, они не сексуальные. И не соблазнительные. Они страшные, как
Ад, — в буквальном смысле слова. Это демоны, которые приходят из своего
адского измерения в наше, земное, и завладевают телом жертвы с помощью укуса.
Сначала они огромные, а потом становятся такими крошечными, что могут
проникнуть в тело сквозь кожу. Они, словно клещи, так глубоко проникают в
человека, что от них не избавиться. Никак.
Единственное лекарство от укуса оборотня — это смерть. Если
вам повезет, вас убьют быстро, до того как вы сожрете свою младшую сестру или
брата. Если не повезет, ко времени вашей смерти вы войдете во вкус и вас
назовут очень волосатым серийным убийцей странной наружности.
Меня загнали в угол, выхода нет, и тут… тут Райан произносит
мое имя и прикасается к плечу. Мы могли бы сражаться спина к спине и прогнать
оборотней, но на самом деле он просто будит меня.
— Элли, — повторяет он, и на этот раз его голос не
звучит так, словно он спасает меня от оборотней.
Он звучит так, словно Райан выкурил две пачки сигарет
прошлой ночью и раздражен. — Элли, ты должна сказать мне, что ты сделала с
Дверью.
Я моргаю. Он сбоку, моя голова лежит на столе. Упс.
— Я проснулась?
— Да, проснулась, — подтверждает он. — Скажи
мне. И свари еще кофе.
— Некоторые женщины считают глупость весьма сексуальной,
потому что она позволяет тебе казаться загадочной незнакомкой с темным прошлым,
но я-то знаю лучше.
Я поднимаюсь и иду на кухню.
Он не глупец, тем не менее, поскольку вытер всю кровь и
грязь со стула, куда клал ноги, и расставил стулья вокруг столов в центре
закусочной, подготовившись к открытию. Даже ставни открыл, и заря начинает
заливать улицы тем сверхъестественным голубым светом, который я видела только в
Нью-Йорке.
— Дверь. Что ты с ней сделала?
Он стоит прямо рядом со мной.
Мысленно я представляю, как он приближается и обнимает меня
за талию. К черту кровь демонов, к черту человеческую кровь — у него красивые
руки.
В любом случае это не имеет значения, потому что он здесь
только для того, чтобы припугнуть, а не снять с меня поношенную пижаму с Винни-Пухом.
Кофемашина у нас простая. Я просто засыпаю туда зерна и
нажимаю кнопку. Прислоняюсь к стойке и бросаю косой взгляд на часы на стене.
Шесть часов утра.
— Я ничего не делала, — говорю я, пока кофе льется
в чашку.
Мне не нравится молчание позади меня. Чтобы нарушить его, я
открываю холодильник и достаю лук и перец, собираясь нарезать их кубиками.
Картофель к завтраку я предварительно уже обдала кипятком, и теперь он ждет
своего часа в одной из гигантских промышленных холодильных камер, чтобы его высыпали
на гриль вместе с перцем и луком.
— Я не знаю, что произошло.
Он шумно выдыхает. Мне хочется почесать шею, по которой
бегут мурашки, но вместо этого я беру нож. Это действительно хороший нож, с
изогнутым лезвием. Он немного великоват для того, чтобы резать кубики, но мне
нужно почувствовать успокаивающее прикосновение его дорогой рукоятки. Салли
дала мне его в качестве прощального подарка, переезжая во Флориду, — этот
нож вместе с управлением закусочной.
— Она не могла исчезнуть сама по себе, — говорит
он.
— Да? Откуда ты знаешь?
Он ничего не отвечает. Это плохая штука — ничего не
отвечать, это больше похоже на «Я не знаю», чем на привычное «Мои охотничьи
секреты слишком ужасны для твоего понимания». Я почти чувствую удовлетворение
оттого, что он потерял одно очко, но…
