— Он существует. И я с ним не один раз встречалась.
— Хорошо, Шэй. Дэвид существует. Он реален. Но точно
так же реально уродство. И тут ничего не изменить одним своим желанием или тем,
что ты станешь себе твердить: «Я — красотка!» Поэтому-то и придумали операцию.
— Но это обман, Тэлли. Всю свою жизнь ты видела
красивые лица. Твои родители, твои учителя — все, кто старше шестнадцати. Но ты
не родилась с этим ожиданием, что тебя все время будут окружать сплошные
красавцы. Тебе вбили в голову мысль о том, что все прочее — уродство. Тебя так
запрограммировали.
— Это не программирование, это естественная реакция. И,
что гораздо важнее, это справедливо. В прошлом все происходило как попало. Одни
рождались более или менее красивыми, а другие оставались уродцами на всю жизнь.
А теперь уродливы все… пока не похорошеют. Неудачников нет.
Шэй немного помолчала и сказала:
— Неудачники есть, Тэлли.
Тэлли поежилась. Все знали про «пожизненных уродов» — тех
немногих, у кого операция прошла неудачно. Они редко попадались на глаза. Им
разрешалось появляться на публике, но многие предпочитали уединение. А кто бы
не предпочел на их месте? Юные уродцы выглядели так себе, но они хотя бы были
молоды. А вот старые уроды — нет, это было что-то неописуемое.
— Ты про это? Ты боишься, что операция пройдет
неудачно? Глупости, Шэй. С тобой все нормально. Через две недели будешь такой
же красоткой, как все.
— Я не хочу быть красоткой.
Тэлли вздохнула. Начинай сказку сначала…
— Меня тошнит от этого города, — не унималась
Шэй. — Меня тошнит от правил и запретов. Меньше всего на свете мне хочется
стать пустоголовой новоявленной красотулькой и круглые сутки плясать на балу.
— Да перестань, Шэй. Они занимаются тем же самым, что и
мы: прыгают с высоты в спасательных куртках, катаются на скайбордах, запускают
фейерверки. Только им ничего не надо делать тайком.
— Да у них просто воображения не хватит, чтобы что-то
сделать тайком!
— Послушай, Худышка, я с тобой согласна, — резко
выговорила Тэлли. — Шалости, фокусы — это все прикольно. Я разве против?
Нарушать правила, безобразничать — это классно.
Но наступает время, когда приходится делать что-то еще, а не
просто быть хитрой маленькой уродкой.
— Ага, например, стать занудной и тупой красотулькой?
— Нет, например, повзрослеть. Ты никогда не
задумывалась о том, что, когда ты становишься красивой, тебе, может быть, перестают
быть нужными всякие фокусы, обманы и хулиганство? Может быть, только из-за
уродства уродцы всегда дерутся и подкалывают друг дружку — потому что они сами
себе не рады. А я прежде всего хочу радоваться и выглядеть как нормальный
человек.
— А мне не страшно выглядеть так, как я выгляжу, Тэлли.
— Может, и нет. Но ты боишься взрослеть!
Шэй ничего не ответила. Тэлли молча плыла и смотрела на
небо. Она так злилась, что даже не замечала облаков. Ей хотелось стать
красивой, хотелось снова увидеть Периса. Ей казалось, что прошла целая вечность
с той ночи, когда она разговаривала с ним, — да и вообще, если на то
пошло, с кем-нибудь еще, кроме Шэй. Ей до смерти надоело все уродское, и она
ужасно хотела, чтобы все это поскорее закончилось.
Через минуту она услышала ритмичные всплески. Шэй поплыла к
берегу.
Последняя шалость
Странно, но Тэлли почему-то загрустила. Она поняла, что
будет тосковать по этому виду из окна.
Последние четыре года она то и дело смотрела из окна на
Нью-Красотаун, и ей хотелось только одного: оказаться на другом берегу реки и
никогда не возвращаться обратно. Вот почему, наверное, ее так часто подмывало
вылезти из окна, чтобы потом любым способом подобраться поближе к красоткам и
красавцам и тайком понаблюдать за жизнью, ожидающей ее в будущем.
Но теперь, когда до операции оставалась всего неделя, Тэлли
стало казаться, что время бежит слишком быстро. Порой Тэлли думала, как хорошо
было бы, если бы операцию делали постепенно. Допустим, сначала доктора занялись
бы ее косящими глазами, потом — губами. Тогда и на другой берег она
переселилась бы не сразу. Тогда бы ей не пришлось смотреть в окно в последний
раз и понимать, что она ничего этого больше никогда не увидит.
Без Шэй Тэлли все время чего-то не хватало. Она все чаще
просто сидела на кровати у окна и смотрела, смотрела, смотрела на
Нью-Красотаун.
Конечно, в эти последние дни больше и делать было особенно
нечего. В интернате остались ребята только младше Тэлли, и она уже поделилась с
учениками старшего класса всеми своими хитростями. Она уже по десять раз
просмотрела все фильмы, хранившиеся в памяти уолл-скрина, — даже несколько
старинных черно-белых, где герои разговаривали на таком английском, что Тэлли
едва понимала их речь. Не с кем было ходить на концерты, а спортивные соревнования
между корпусами смотреть стало совсем неинтересно, потому что Тэлли никого не
знала в командах. Все другие уродцы косились на нее с завистью, но никто не
выказывал особого желания подружиться. Нет, пожалуй, все же лучше было пройти
операцию сразу. Все чаще и чаще Тэлли мечтала о том, чтобы врачи просто
похитили ее посреди ночи и прооперировали. Она могла представить вещи
пострашнее, чем проснуться поутру и обнаружить, что ты стала красавицей. В
школе ходили слухи, что теперь врачи уже умеют делать операции
пятнадцатилетним. А до шестнадцати заставляют ждать только из-за глупой старой
традиции.
Но с этой традицией никто спорить не собирался — кроме
считанных уродцев. Словом, Тэлли предстояло целую неделю ожидать своей судьбы в
одиночестве.
Шэй не разговаривала с ней с того дня, когда они вдрызг
разругались. Тэлли пыталась написать подруге, но стоило ей увидеть перед собой
слова на софт-скрине, и она снова начинала злиться. Она решила, что сильно
переживать не стоит. Как только они обе станут красотками, спорить будет не о
чем. И даже если Шэй ее возненавидела, у нее остается Перис и все их старые
друзья, которые ждут ее на другом берегу реки, — друзья с огромными
глазами и чудесными улыбками.
И все же довольно часто Тэлли задумывалась о том, как будет
выглядеть Шэй, когда станет красавицей — когда ее фигурка типа «кожа да кости»
обретет соблазнительные формы, когда ее пухлые губы станут еще красивее, а
неровные обгрызенные ногти сменятся новыми, идеальными. Наверное, ее глазам
придадут более темный оттенок зеленого цвета. А может быть, цвет изменят и
сделают глаза другими — фиалковыми, серебристыми или золотистыми.
— Эй, Косоглазка!
Услышав шепот, Тэлли сильно вздрогнула. Вглядевшись в
темноту, она увидела силуэт, крадущийся к ней по черепичной крыше. Ее лицо
озарилось улыбкой.
— Шэй!
Силуэт на мгновение замер.
Тэлли даже не удосужилась перейти на шепот.
