— Я хотела. Но ведь ты бы наверняка подумала, что у
меня крыша съехала.
— А она у тебя и съехала!
— Может быть. Но не так, как ты думаешь. Вот почему мне
так хотелось, чтобы ты познакомилась с Дэвидом. Чтобы ты поняла, что все это
по-настоящему.
— Не верится что-то. И что это за место, о котором ты
говоришь?
— Оно называется Дым. Это не город, и там никто не
командует. И нет красотулек.
— Просто страшный сон. И как туда добираться? Пешком?
— Шутишь? — рассмеялась Шэй. — На скайбордах
полетим, как обычно. Есть такие особые скайборды для полетов на большие
расстояния. Они работают на солнечных батареях. Маршрут специально проложен
вдоль рек, ну, и так далее. Дэвид на таком скайборде до самых Ржавых руин долетает.
Он отведет нас в Дым.
— Но как же там живут люди, Шэй? Как ржавники? Рубят
деревья и отапливают дома дровами? Бросают мусор где попало? Это неправильно —
жить на природе, если только ты не собираешься жить как животное.
Шэй покачала головой и вздохнула.
— Это все школьная болтовня, Тэлли. У них есть разная
техника. И они вовсе не как ржавники — дрова там и прочая чушь. Но они не
строят стену между собой и природой.
— И все до одного уроды.
— А это значит, что уродов нет вообще.
Тэлли натужно рассмеялась.
— Это значит, что нет красивых.
Какое-то время они сидели молча. Тэлли смотрела на то, как
на другом берегу взлетают и гаснут фейерверки. Теперь на душе у нее стало в
тысячу раз тяжелее, чем раньше, до прихода Шэй.
Наконец Шэй произнесла те слова, которые вертелись у Тэлли
на языке.
— Я потеряю тебя, да?
— Но это ты собираешься бежать.
Шэй сжала кулаки и стукнула ими по коленкам.
— Я сама виновата. Надо было тебе раньше все
рассказать. Было бы у тебя больше времени, чтобы привыкнуть к этой мысли, и тогда
ты, может быть…
— Шэй, я бы никогда не привыкла к этой мысли. Я не хочу
на всю жизнь оставаться уродкой. Я хочу, чтобы у меня были большие глаза и
пухлые губы, хочу, чтобы все на меня смотрели и ахали. Чтоб все, кто меня
увидит, сразу думали: «Кто это такая?», чтобы всем хотелось со мной
познакомиться и послушать, что я скажу.
— Вот мне-то точно будет, что сказать.
— Например? «Я сегодня подстрелила волка и сожрала
его?»
Шэй хихикнула.
— Люди не едят волков, Тэлли. Кроликов, по-моему, едят.
И еще, кажется, оленей.
— Ну просто блеск. Спасибо, Шэй, я все очень живо
представила.
— А я, наверное, перейду на рыбу и овощи. Но дело-то не
в том, как жить и что есть. Дело в том, чтобы стать такой, какой я хочу стать.
А не такой, какой я должна стать по мнению какого-то гадского хирургического
консилиума.
— Какой ты внутренне была, такой ты и останешься, Шэй.
Просто, когда ты красивая, на тебя больше внимания обращают.
— Не все так думают.
— Ты так уверена? Уверена в том, что сможешь одолеть
эволюцию только за счет того, что будешь умницей, что с тобой будет интересно
потрепаться? Ведь если ты ошибаешься… если ты не вернешься к тому времени,
когда тебе исполнится двадцать лет, с операцией ничего не выйдет. Ты всегда
будешь выглядеть неправильно.
— Я не вернусь, Тэлли. Никогда.
У Тэлли запершило в горле, но она заставила себя сказать:
— А я не пойду с тобой.
Они попрощались около плотины.
Скайборд Шэй, предназначенный для полетов на большие
расстояния, был толще обычного. Его поверхность поблескивала ячейками солнечных
батарей. Из тайника под мостом Шэй вытащила куртку и шапку с обогревом. Тэлли
догадалась, что зимы в Дыме холодные и тоскливые.
— Ты всегда можешь вернуться. Если тошно станет.
Шэй пожала плечами.
— Никто из моих друзей не вернулся.
От этих слов Тэлли стало здорово не по себе. Напрашивалось
много разных жутких объяснений, почему никто не возвратился обратно.
— Будь осторожна, Шэй.
— Ты тоже. Ты ведь никому про это не расскажешь?
— Ни за что, Шэй.
— Клянешься? Ни за что на свете? Что бы ни случилось?
Тэлли подняла руку со шрамом.
— Клянусь.
Шэй улыбнулась.
— Верю. Просто нужно было спросить перед тем, как я…
Она вытащила из кармана сложенный листок бумаги и протянула
Тэлли.
— Что это такое? — Тэлли развернула листок и
увидела рукописный текст. — Когда ты научилась писать от руки?
— Мы все научились, когда собрались бежать. Неплохая
уловка, если не хочешь, чтобы майндеры читали твой электронный дневник и что-то
там вынюхивали. В общем, это для тебя. Я не должна оставлять никаких координат
места, куда направляюсь, поэтому тут все вроде как закодировано.
Тэлли нахмурилась и прочла первую строчку, написанную с
наклоном:
— «По горкам мчась, через пролом лети, лети стрелой».
— Ага. Ясно? Это ведь только ты сможешь понять, а если
кому другому попадется на глаза, он нипочем не догадается, что это значит. В
смысле, если ты когда-нибудь решишь последовать за мной.
Тэлли хотелось что-то сказать, но не смогла. Смогла только
кивнуть.
— На всякий случай, — подсказала ей Шэй. Она
прыгнула на свой скайборд и, щелкнув пальцами, вдела руки в лямки
рюкзака. — До свидания, Тэлли.
— До свидания, Шэй. Хотелось бы…
Шэй ждала. Скайборд чуть подпрыгивал в воздухе на холодном
сентябрьском ветру. Тэлли пыталась представить себе, как подруга старится, как
ее лицо бороздят морщины, как ее тело постепенно разрушается — и все это при
том, что она никогда не была красавицей. Она никогда не научится правильно
одеваться, танцевать бальные танцы. Никто не заглянет ей в глаза и не придет в восторг
от ее красоты.
— Хотелось бы увидеть, как ты будешь выглядеть, —
сказала Тэлли. — Когда станешь красоткой, в смысле.
— Боюсь, придется тебе смириться и запомнить мое лицо
таким, — с усмешкой проговорила Шэй.
Потом она отвернулась, и ее скайборд, постепенно набирая
высоту, полетел к реке. Тэлли что-то крикнула ей вслед, но рев воды,
прорывающейся в створ, заглушил ее слова.
Операция
В день своего рождения Тэлли в одиночестве ждала, когда за
ней прилетит аэромобиль.
Завтра, когда закончится операция, родители будут встречать
ее около больницы, а с ними вместе — Перис и другие ее старые друзья, уже
ставшие красивыми. Такова была традиция. Но теперь ей казалось странным то, что
ее никто не провожает, так сказать, на этой стороне. Никто не попрощался с ней,
кроме нескольких проходивших мимо уродцев. Теперь все они казались Тэлли такими
малявками — особенно новички, двенадцатилетки, которые глазели на нее так,
словно она была грудой костей динозавра.
