Было в Ладони трое завзятых купцов. Торговались они – как песню пели, широко, красиво, задорно. Надежнее и смекалистее во всей Гардарике не найти. Все товары продадут, все заказанные подарочки купят, да еще и серебра с золотом за излишки привезут. Но нужны им были помощники: на веслах сидеть, товар грузить-выгружать, а на торжище еще и сторожить его.
В эти-то помощники и напрашивался Хорс той осенью.
– Так ведь ноне у всех в Ладони жита с избытком, – излагал он: – То есть лодки пойдут на торжище перегруженные. Тяжелые. Тут те, кто похилей меня, противу течения могут и не сдюжить. Я ж один совладаю с двумя плоскодонками.
– Так-то оно так, – отвечал один из купцов: – только надо вам всем в разум взять, что в нонешнем году по всей Гардарике, как есть, переизбыток жита вышел. Лето вон какое отстояло. Так что надо везти на торжище столько же товару, как и в прежние годы, но только самого отборного. А излишки до Масляной седмицы приберечь. Тогда за них настоящую цену взять можно будет.
– А ты чего, Хорс, так в помощники набиваешься? – спросил ягна другой купец: – Или думаешь, мы разучились наказы на бересте писать, или дело какое имеешь, которое нельзя на носу зарубить.
[165]
Хорс стрельнул глазами и в полголоса молвил:
– Твоя правда. Есть такое дельце. Придет время, расскажу, – упредил он вопрос купца.
Не взять такого могучего помощника было бы глупостью, так что вскоре Хорс начал приобщаться к купеческой доле.
Отправкой товаров на торжище от рода Годиновичей уже больше пяти лет занимался Торх, а с недавних пор ему помогал еще и Кунт, так что Волькше оставалось либо толкаться вокруг, что он и делал в прежние годы, либо гулять восвояси, как он и поступил на этот раз.
Ни мало не сумляше, Волкан двинулся по тропинке, которую за лето изучил так, что смог бы пройти по ней с закрытыми глазами. Однако добраться до дома Кайи оказалось не так-то просто. Каким бы сухим ни был Листопад, но в последнюю седмицу зарядили обложные дожди. Болотины всплыли, и там, где летом мох под ногами едва слышно чавкал, ныне вода проступала при легком нажатии палкой. Пришлось по-заячьи скакать с кочки на кочку.
Но поболтать с Кайей Волькше не удалось. Возле ее дома было непривычно многолюдно. Сразу два купца, сумь и карела, ссорились между собой, а заодно и с охотницей из-за шкур, которые та отдавала им для продажи. Узрев скопом все меха, что девушка добыла за лето, Волкан в который раз подумал о Давне, божественной деве-охотнице. Купцы напрасно бранились и тягались. Если только они не разделят шкуры поровну, то взявший большую часть надорвет живот, пока будет тащить товар к своей лодке. Пожалуй, столько зверья все Ладонинские охотники не убивали и за два года. При этом шкуры, которые Кайя посылала на торжище, были самыми лучшими из когда-либо виденных Волькшей.
С появлением венеда спор возле дома Кайи прекратился. Сумь и карел с недоверием и опаской косились на парнишку. Девушка виновато поджала губы, дескать, видишь как некстати, но торг есть торг, так что приходи как-нибудь в другой день. Волкан все понял без слов. Что ни говори, а на Груденьскую ярмарку в исток Волхова съезжались гости и купцы чуть ли не со всего света. Там за день можно было продать больше мехов, чем за год тасканий по всем деревням и городцам округи. Был бы купец расторопен. Ни сумь, ни карела Волкану такими не показались, и потому, уходя, он громко сказал по-сумьски:
– Кайя, если не сторгуетесь, только кликни, мои братья все в лучшем виде на торги свезут, Готтин-толмач им лучшие места в пушном ряду даст, так они тебе вдвое больше гостинцев да прибыли привезут.
Слова эти были, конечно, хитростью, но стоило венеду скрыться из вида, крики возле дома на деревьях возобновились, однако прежних поношений хозяйки и ее товара Волькша больше не слышал…
Грудень навалился дождями. Раскисли даже сухие тропки, – дальше пашен из Ладони не уйти. Так что в гости к Кайе Волькша добрался только через месяц, когда морозы сковали Ладожку льдом, а низкие тучи присыпали ледок первым снегом. К тому времени Ладонинские купцы уже вернулись с торжища. С почестями и подарками приплыл на княжеской ладье Година. Все гостинцы были розданы, были и небылицы о заморских диковинах рассказаны, и даже сыграно две свадьбы.
Странное томление угнетало Годиновича в эти седмицы. Какие-то неясные предчувствия, тревожные сны преследовали его и днем, и ночью. Он нигде не находил себе места. Родная Ладонь начала казаться ему клеткой, узким стойлом. Чтобы хоть как-то заглушить эту душевную немочь, он из кожи вон лез, придумывая себе занятия. Он брался даже за женскую работу, вызывая недоумение Ятвы и насмешки Ласти.
Когда маяться по хозяйству становилось невмоготу, Волкан уходил из городца на берег Волхова. Темная река несла мимо него лодки купцов. Люди в них махали ему руками и что-то кричали на разных языках Гардарики. Было приятно, что всем им Годинович мог ответить на их же наречии.
Иногда, обгоняя и почти расталкивая мелкие нерасторопные суденышки, мимо на веслах и под парусами проплывали варяжские ладьи. Безобразные деревянные морды щерились на носах этих удивительных, быстрых и красивых кораблей, точно летевших над водами большой реки. Никто из варяжских гостей не приветствовал парнишку. Только однажды пьяный данн, поблевав предварительно за борт, прокричал ему какие-то ругательства, после чего вскинул лук. От стрелы Волкан увернулся, опрокинувшись за ствол упавшего дерева, на котором сидел. Его падение вызвало смех на драккаре. Кто так разозлил варяга, что он был готов убить ни в чем неповинного венеда? Именно убить, а не попугать, потому что даже нетвердой рукой данн послал стрелу точно в цель. Окажись на месте Волькши кто-нибудь не такой верткий, нашли бы его потом на берегу с варяжской стрелой в сердце. А самого стрелка, поди, найди его, как ветера в море…
И вот, наконец, ломая тонкий ледок, по Волхову проплыли последние ладьи. Через седмицу лед на Ладожке уже выдерживал Волькшу, и можно было в обход топей идти к Кайе в гости.
Издалека дом олоньской охотницы показался Волькше нежилым и холодным. Годинович хотел уже огорчиться тому, что не застал Кайю, но тут заметил, что лестница стояла прислоненной к дверному приступку. Это был явный признак того, что хозяйка недавно вернулась домой или вскорости собирается уходить. Этим же объяснялось и то, что над крышей не вился дым очага.
Снег, выпавший два дня назад, едва припорошил землю. Следы на нем отчетливо чернели, как ряпушки на березе. К дому на деревьях Волкан подходил со стороны реки, и потому разглядел, как сильно натоптано возле лестницы, только подойдя совсем близко к жилищу олоньской охотницы. Две стежки следов уходили и приходили вглубь леса. Это ходила на охоту Кайя. Отпечатки ее обучей были видны и в направлении родника, из которого девушка брала воду. Со времени снегопада она ходила туда четыре раза.
Но Волькшу больше обеспокоили другие следы. Четыре человека пришли с болот. Они подходили к дому, потом отошли в сторонку, потоптались там, а затем снова вернулись к тому месту, где теперь стояла лестница. Невозможно было понять, как долго гости находились в доме Кайи, но ушли они в сторону болот опять же вчетвером.
